Калевала... Во многом благодаря счастливому стечению обстоятельств XIX век стал для Карелии эпохой великих культурных открытий. С начала века в лесных деревнях на севере финским исследователем Элиасом Лённротом были записаны сохранявшиеся там древние эпические руны, впоследствии ставшие известными миру под именем «Калевала». А во второй половине столетия в русских деревнях Заонежья фольклористы собрали такой урожай доселе неизвестных русских былин, что это позволило фольклористам назвать Карелию «Исландией русского эпоса».Текст статьи
«Калевала» занимает особое место среди мировых эпосов – столь своеобразно её содержание. В ней повествуется не о военных походах и ратных подвигах, а о куда более изначальных мифологических событиях: о происхождении Вселенной и космоса, солнца и звёзд, земной тверди и вод, всего сущего на земле. Рассказ начинается с рождения Вяйнямейнена, мудрого певца-заклинателя, языческого полубожества и первопредка данного рода-племени, первоустроителя среды его обитания. Сподвижник Вяйнямейнена, искусный кователь Илмаринен, тоже наделён мифологическими чертами: некогда он выковал звёздное небо, а затем чудо-мельницу Сампо как символ изобилия. В мифах «Калевалы» все происходит впервые: строится первая лодка, рождается первый музыкальный инструмент кантеле, как и сама музыка. Есть даже руна о рождении пива с описанием первого застолья. Эпос насыщен такими историями о «рождении вещей», в нем много волшебства, фантазии, чудесных превращений, его герои соперничают друг с другом не столько в физической силе, сколько в силе заклинаний.
Есть в сказаниях и более приземлённый, бытовой план, описываются повседневные занятия людей. Охота, рыбная ловля, женские дела по дому, сватовство и свадьбы. «Калевала» включает обширный цикл свадебных песен, высоко оценённых Лённротом. Несколько необычен цикл рун о трагической судьбе раба Куллерво. В нем повествуется уже об имущественных распрях, о распаде родовых отношений и о патриархальном рабстве. 
Калевала... У сегодняшнего читателя, если он не очень искушён в сложностях исторического развития культуры, может возникнуть вопрос: для чего нужно было собирать и издавать эти древние руны и мифы? Ведь они забывались уже в самой народной среде, сохраняясь лишь в очень отдалённых от современной цивилизации глухих местах. Почему эта полузабытая и замшелая древность вдруг стала столь жизненно актуальной в эпоху Лённрота? И для чего он потратил на это десятки лет жизни, прошёл тысячи километров пешком, на лыжах, верхом на крестьянской лошади или на оленях в лапландской тундре, ночевал под открытым небом или в курных избах, где зимой было так холодно, что пальцы замерзали при записывании рун?
Чтобы понять это, надо хотя бы немного понять ту ситуацию, в которой находилась тогда родина Лённрота, Финляндия, её народ и культура. Около шести столетий Финляндия являлась провинцией Швеции, а в 1809 году в результате последней русско-шведской войны она была присоединена к России на правах конституционной автономии. Однако в наследство от шведской эпохи Финляндии досталось вместе со шведскими законами также подавляющее господство шведского языка и культуры. При этом шведы составляли лишь десятую часть населения страны, но это были преимущественно привилегированные сословия – дворянство, духовенство, бюргерство.
Этнические финны, в основном крестьяне, страдали как от социального, так и от национального неравноправия. Вся административная жизнь, судопроизводство, образование оставались шведскоязычными. В начале XIX века в Финляндии не было ни одной финской школы, ни одной финской газеты, на финском языке выходили только элементарные церковные книги для крестьян, хотя сами пасторы, как и чиновники, толком не владели финским. Это был неразвитый «мужицкий» язык в отличие от «господского» шведского, обладавшего уже длительными литературными традициями.
Россия была заинтересована в ослаблении шведского влияния в только что завоёванной Финляндии. Император Александр I, торжественно провозгласив ее автономию на Боргоском сейме в марте 1809 года, многообещающе заверил, что отныне финны возводятся в число европейских наций. Но самой финской нации (в полном понимании этого слова) ещё не существовало, её предстояло сформировать, и на это ушёл весь XIX век.
Калевала... Предстояло создать по-современному развитый литературный финский язык, национальную культуру, систему школьного образования на родном языке, осмыслить национальное прошлое и этническую историю финского народа, осознать себя нацией. На это были нацелены усилия ещё очень немногочисленной на первых порах патриотической интеллигенции – писателей, лингвистов, фольклористов, этнографов, историков и философов, хотя талантливые люди чаще всего проявляли себя в этих разных областях одновременно, что справедливо, кстати, и для Лённрота. На современном языке этнологи называют все это «этнокультурной мобилизацией».
Учитывая зависимое политическое положение тогдашней Финляндии, упор в национальном строительстве делался именно на культуру. В 1840 году известный финский философ и идеолог национального движения Ю.В. Снельман выдвинул тезис: «Финляндия ничего не может взять силой - в культуре её единственное спасение».
Все начиналось как бы с азов. Когда в 1831 году в Хельсинки было создано Общество финской литературы, самого слова «литература» (kirjallisuus) в финском языке ещё не существовало, его вскоре предложил Элиас Лённрот. Каждому из тех немногих, кто был тогда способен писать на финском языке, в особенности на современные темы, приходилось изобретать сотни и тысячи новых слов, часть из которых осталась в литературном языке, часть забылась.
Но существовала богатая устная народная поэзия, истоки которой уходили вглубь веков и тысячелетий. Её называют «бесписьменной литературой», но именно в литературной, книжной форме её предстояло представить образованному миру. Древняя фольклорно-мифологическая традиция находилась уже в стадии медленного угасания, и её надо было спасать для потомков.
Калевала... Для финской культуры это сделал Элиас Лённрот, врач по профессии, одновременно талантливый учёный-философ и просветитель, великолепный знаток и ценитель народной поэзии. Лённрот сам был выходцем из народа, из бедной семьи мелкого крестьянина-арендатора, занимавшегося также портновским ремеслом. Сельские портные имели обыкновение в поисках заказов странствовать по окрестным деревням. Вместе с отцом странствовал и подросток Элиас. Он так привык к портновскому ремеслу, что в течение всей своей жизни, сначала в студенческие годы, затем работая врачом и университетским профессором, предпочитал часть одежды шить себе сам. Он был очень скромным человеком - о скромности Лённрота ходили легенды и забавные шутки. Подкупало в нем и умение общаться со всеми на равных, без низкопоклонства перед важными особами и без высокомерия перед простолюдинами.
Из-за бедности Лённрот лишь в двенадцать лет начал учиться в школе, да и потом несколько раз вынужден был прерывать учёбу, чтобы заработать на хлеб. Но, несмотря на все трудности, он сумел стать по-настоящему европейски образованным человеком, овладел полдюжиной языков, древних и новых (в том числе русским). Возможно, именно в силу того, что преданная любовь к народной культуре сочеталась в Лённроте с европейской образованностью, он сумел так глубоко понять национально-культурные задачи своего времени и успешно содействовать их решению.
Калевала... Подготовленное Элиасом Лённротом первое издание «Калевалы» вышло в 1835 году, а через четырнадцать лет последовала ее расширенная редакция, получившая наибольшую известность как на языке оригинала, так и в переводах на десятки языков народов мира. В эту книгу кроме рун, записанных в северной Карелии, вошли также руны из других регионов, в том числе Ингерманландии, где традиционно проживали прибалтийско-финские народности: ижора, водь, местные финны.
Помимо «Калевалы» Лённрот выпустил антологию народной лирики «Кантелетар», капитальный двухтомный финско-шведский словарь, вобравший в себя огромные богатства народной лексики (около двухсот тысяч слов). Эти классические книги символизируют переходный этап в развитии финской культуры – от устной поэзии к письменной литературе, от множества народных диалектов к общенациональному литературному языку. Лённрот сознательно публиковал фольклор так, чтобы до некоторой степени приблизить диалектную речь к нормам складывавшегося литературного языка.
По поводу словарной работы Лённрота русский академик Я.К. Грот писал ему в 1876 году: «Ты воздвиг на вечные времена памятник финскому языку и финскому упорству».
Калевала... Древние руны представляли собой немалую сложность для понимания современным читателям. Мифологическому сознанию было присуще совершенно другое восприятие времени и пространства, движения и покоя, изменчивости и стабильности мира. В мифологическом эпосе однажды возникший миропорядок статичен и вечен, руны не знают даже движения биологического времени: о «вековечном» Вяйнямейнене говорится, что он всегда стар и мудр, тогда как Лемминкяйнен всегда юн, легкомыслен и беззаботен – это их постоянные эпитеты.
Объединив руны в целостный сквозной сюжет, Лённрот стремился придать устойчивому эпическому миропорядку все-таки некоторую перспективу изменчивости. В «Калевале» изображается языческая эпоха, повествование начинается с рождения Вяйнямейнена, главного языческого героя, а кончается рождением чудесного младенца, в котором угадывается образ Христа Спасителя, после чего Вяйнямейнен отплывает на лодке за линию горизонта. Языческая эпоха уступает место эпохе христианства. Но свои песни и звучное кантеле Вяйнямейнен оставляет в наследство потомкам.
Для Лённрота была чрезвычайно важна идея преемственного развития культуры. Новую культуру следует строить на прочном фундаменте народных традиций. В эпилоге «Калевалы» есть строки, в которых певец, скромно отзываясь о своем таланте, тем не менее, утверждает:
Как бы ни было, а все же
Проложил певцам лыжню я.
Я в лесу раздвинул ветки,
Прорубил тропинку в чаще,
Выход к будущему дал я…
Калевала... Эти слова можно отнести и к самому Лённроту, к его исторической роли. Он был наиболее выдающимся посредником между тысячелетней устной народнопоэтической традицией и современной книжной культурой.
Эпос «Калевала», лирическая антология «Кантелетар», другие книги Лённрота сыграли огромную роль в истории финской культуры, всех ее областей - литературы, театра, музыки, живописи. В подтверждение можно напомнить о творчестве первого классика финской литературы Алексиса Киви, поэзии крупнейшего лирика Эйно Лейно, эпическом симфонизме музыки Яна Сибелиуса, живописи Акселии Галлен-Каллела, выдающегося иллюстратора «Калевалы».
В тот ранний период, когда финская нация только складывалась, «Калевала» оказала особенное влияние на формирование финского национального самосознания. Она воспринималась не только как художественный, но и как исторический памятник, своей древностью доказывающий право сравнительно малочисленного народа на историческое бытие и свободное развитие. «Калевалу» называли «входным билетом» финского народа в сообщество культурных наций.
Очень скоро после первых изданий «Калевалы» на языке оригинала ее стали переводить на иностранные языки. Ею заинтересовались европейские учёные, в том числе Якоб Гримм, знаменитый издатель немецких народных сказок, крупный языковед и мифолог. В 1845 году он выступил в Берлинской академии наук с обширным докладом о «Калевале», опубликованным в разных изданиях и немало способствовавшим её известности.
Калевала... В России одним из первых заинтересовался «Калевалой» Я.К. Грот, крупный учёный, впоследствии вице-президент Российской Академии наук. Летом 1840 года он впервые лично встретился в Лённротом, опубликовал статью о нем для русских читателей в журнале «Современник», перевёл отрывки из «Калевалы». Кстати сказать, Лённрот был избран почётным членом Российской Академии наук, равно как и ряда других иностранных академий и научных обществ.
На русский язык «Калевалу» начали переводить ещё при жизни Лённрота, первый полный перевод Л. Бельского вышел в 1888 году, и он многократно переиздавался. Позднее отдельные руны переводили С.Я. Маршак и другие поэты. В 1970 году руны «Калевалы» вышли в композиции О.В. Куусинена и в переводе группы поэтов. Новый перевод принадлежит Э. Киуру и А. Мишину (1998). Всего в мире к настоящему времени вышло более двухсот изданий «Калевалы» на пятидесяти языках.
«Калевалу» не только переводили, но и получали от неё творческие импульсы, особенно в тех странах, где актуальным становилось собирание, изучение и литературное оформление собственного фольклорного наследия. Характерным примером такого влияния можно назвать «Песнь о Гайавате» Генри Лонгфелло, в которой поэт изложил древние легенды американских индейцев. Лонгфелло познакомился с «Калевалой» в немецком переводе, и ему пришлись по душе её ритмика и стиль. Несколько позднее «Калевала» оказала влияние на появление эстонского эпоса «Калевипоэг» (1861) и латышского эпоса «Лачплесис» (1888). Во второй половине XX века «Калевалой» заинтересовались представители некоторых африканских и азиатских народов, перед которыми остро встала задача использования народных традиций как основы современной культуры.
Особое место занимает «Калевала» в культурной жизни Республики Карелия – ведь именно в Карелии были записаны лучшие руны ещё Элиасом Лённротом и затем десятками других собирателей на протяжении XIX-XX веков. Живая рунопевческая традиция в Карелии, особенно в северной её части, сохранялась значительно дольше, чем в других регионах. Ещё в середине XX века живы были талантливые рунопевцы, происходившие из знаменитых рунопевческих родов, как, например, Татьяна Перттунен.
Калевала... И первые писатели из коренных карелов родом с севера. Николай Яккола, Антти Тимонен, Яако Ругоев, Пекка Пертту, Николай Лайне, Ортье Степанов выросли в атмосфере родного фольклора, который был для них не только собранием книг на библиотечной полке, но и каждодневной жизнью их отцов и матерей, питательной почвой их литературного творчества.
Литература и искусство Карелии многое почерпнули и продолжают черпать из её фольклорного наследия, в том числе из классических книг Элиаса Лённрота. По «Калевале» и «Кантелетар» с успехом шли театральные спектакли, известность не только в Карелии получил балет Гельмера Синисало «Сампо», академику Лео Ланкинену принадлежат скульптурные портреты знаменитых сказительниц, многим обязана «Калевале» живопись Тамары Юфа и Георга Стронка, равно как графика Мюда Мечева, талантливого иллюстратора эпоса.
Калевала... Фольклорные богатства Карелии, давно получившие мировое признание, заслуживают того, чтобы нам никогда не изменила историческая память и сохранялась культурная преемственность.
