МИХАИЛ ЛЕРМОНТОВ. ТАРХАНСКИЕ ЭТЮДЫ

Вступление

научный сотрудник Государственного
Лермонтовского музея-заповедника «Тарханы».

Герб рода Лермонтовых с девизом: «SORS MEA JESUS» (Судьба моя Иисус)" title="Герб рода Лермонтовых с девизом: «SORS MEA JESUS» (Судьба моя Иисус) «Если хочешь понять поэта — побывай на его родине!» Гёте.

...Воспользовался дарованной императрицей «наидрагоценнейшей свободой» и дед Лермонтова, Михаил Васильевич Арсеньев, тогда ещё 26-летний отставной поручик лейб-гвардии Преображенского полка. Переехав с молодой женой в совместно купленное имение, обустраивать его стал «совсем инаково», чем прежние владельцы, грамотно и умело используя немалые знания по садово-парковой архитектуре. Пригодилось обучение в Богородицком пансионе у самого Андрея Тимофеевича Болотова, причём именно в подростковом возрасте, когда закладываются основы личности и воспитывается «благородство сердца».

Текст статьи

Тарханские этюды... Родина Михаила Юрьевича Лермонтова, село Тарханы в Пензенской губернии, — это уникальное заповедное место, которое вот уже более ста лет притягивает внимание сотен тысяч людей со всего света. Тарханы — это край детства и юности великого поэта России, его родной дом, в котором его любили при жизни, очень любят и сейчас, сохраняя, оберегая милую и дорогую его сердцу старинную русскую усадьбу. После революции село Тарханы переименовали в Лермонтово, а 30 июля 1939 года, ровно 75 лет назад, здесь был открыт дом-музей поэта. Сегодня «Тарханы» — Государственный музей-заповедник площадью почти в 150 гектаров. Это настоящая русская усадьба, где бережно хранят дух и традиции лермонтовской эпохи.
Михаил Лермонтов... В дворянской усадьбе все должно радовать глаз и формировать хороший вкус. Величественные панорамы, тёмные аллеи, пруды… Усадьба, в которой переплетались народные и дворянские традиции, делилась на две части — хозяйственную и, что называется, «для души».
В мае здесь буйно цветут сирень и черёмуха, в ракитовых и ивовых зарослях заливаются соловьи, а воздух напоен ароматом просыпающейся земли. В середине лета в садах наливается соком «малиновая слива» и пахнет мёдом, а первое дуновение осени несёт с собой чувство лёгкой, почти неуловимой грусти. Вокруг простираются желтеющие поля, в садах и уютном парке звучит задумчивый шёпот трепещущей на ветру и падающей листвы и кажется, что солнце не в небе, а под ногами. Зима с глубокими снегами делает широкие просторы ещё необъятнее, и ощущаешь Россию во всей её красоте и необычности. И все это, воспетое Лермонтовым, завораживает, дарит отдых душе и сердцу.

 

 

МИХАИЛ ЛЕРМОНТОВ И... «ЦАРСТВО ДИВНОЕ»

Тарханские этюды... Михаил Лермонтов В далёком прошлом это старинное село в юго-западной части Пензенской области было вотчиной Елизаветы Алексеевны Арсеньевой, бабушки Михаила Юрьевича Лермонтова по материнской линии.
Его история корнями уходит в эпоху Петра I, в те времена, когда плодородные пензенские пустоши стали привлекать внимание многочисленных дворян-помещиков в качестве «денежного материала». В 1701 году двадцать шесть наиболее предприимчивых из них и стали «бить челом великому государю»: «...есть де в Саранском уезде порозжая земля, и леса, и всякие угодья ...в поместья и оброк никому не отдано, и никто теми землями не владеет».
Земли были обследованы, описаны и отданы во владение челобитчикам, но ещё долгие годы оставались незаселёнными. Заметное оживление в благоприобретённых землях, в будущем составивших основное ядро владений бабушки Лермонтова, началось только с 30-х годов того же века, когда неосвоенные земли перешли во владение супружеской четы Долгоруковых, Якова Петровича и Анны Михайловны. Из костромских поместий они перевезли часть своих крестьян и построили церковь. Она была небольшая, деревянная, однокупольная, однопрестольная, во имя святого Николая Чудотворца. Собственно, только после этого деревня превратилась в село и стало именоваться Никольское (по престолу церкви) Яковлевское тож (по имени первого владельца).
В 1762 году А.М. Долгорукова, к тому времени овдовевшая, продала свои пензенские имения Настасье Александровне Нарышкиной, затем их унаследовал её внук, ни разу в Никольском Яковлевском не бывавший. В конце XVIII «вся барская усадьба… и все село сгорело вследствие того, что повар с лакеем бывшего нарышкинского управляющего вздумали палить живого голубя, который у них вырвался и полетел в своё гнездо, находившееся в соломенной крыше. Гнездо загорелось. Сгорело и все село до основания, кроме маленькой деревянной церкви. Имение стало убыточным и, потому в 1794 году было продано Нарышкиным за бездоходностью «лейб-гвардии Преображенского полку прапорщику Михаилу Васильева сына Арсеньева жене Елизавете Алексеевой дочери».
Бабушка Лермонтова происходила из семьи богатого пензенского помещика, губернского предводителя дворянства Алексея Емельяновича Столыпина. Покупка села, вероятно, была его свадебным подарком старшей дочери. Молодые супруги получили во владение 4081 десятину земли, из которых 190 было под лесами, и «по последней четвертой ревизии мужеска полу дворовых людей и крестьян четыреста тридцать душ», часть из которых, как указывалось в экономическом примечании, «сверх хлебопашества промысл имеют, скупая в других селениях мёд, воск, сало, дёготь и овчину и продают по торгам и на ярмонках».
Барский дом Тарханские этюды... Тарханы: барский домПоследняя фраза объясняет причину, по которой село Никольское Яковлевское тож, чаще всего стали называть иначе — Тарханы.
Тарханские этюды... Зарабатывавших на оброк крестьян, бывших костромских коробейников, на новом месте называли тарханами. (По В. Далю: «Тархан» — в Тамбовской, Пензенской и Саратовской губерниях — прасол, маяк, скупщик по деревням холста, льну, пеньки, шкур и т.п.».). И хотя их основным занятием оставалось хлебопашество, но наряду с ним они активно продолжали «тарханить». Предприимчивая и дальновидная молодая барыня Е.А. Арсеньева, хотя и перевела крестьян с оброка на барщину, но «тарханство» крестьян поощряла и даже открыла в селе ярмарку. Так и вытеснил успешный крестьянский промысел официальное название этих мест и закрепил за селом обиходное и многим привычное — Тарханы.
Тарханские этюды... Купив имение, Арсеньевы сразу же приступили к благоустройству новой барской усадьбы. Строиться на старом месте не стали, а выбрали другое, более живописное, на расстоянии версты от прежнего, в излучине оврага, образуемого речкой Марарайкой.
Преобразования новых владельцев по времени совпали с расцветом строительства усадеб в России, начавшегося в царствование Екатерины II, издавшей «Указ о вольности дворянства». Этот указ, по словам современника событий, заставил многих дворян «вспрыгнуться от радости», так как позволил в любое время по своему желанию выйти в отставку и заняться устройством личной жизни, ведением хозяйства и обустройством «родового гнезда». Для многих из них появилась возможность наладить свой быт «по-московски прибористо, щеголевато и хорошо, и … совсем инаково, нежели в (уездном — Е.Р.) угле, …где все было смешано ещё несколько со стариною» и где «все было более по-деревенски и без дальних затеев и церемониалов».
Тарханские этюды... Тарханы: барский дом - ЗалаТарханские этюды... Воспользовался дарованной императрицей «наидрагоценнейшей свободой» и дед Лермонтова, Михаил Васильевич Арсеньев, тогда ещё 26-летний отставной поручик лейб-гвардии Преображенского полка. Переехав с молодой женой в совместно купленное имение, обустраивать его стал «совсем инаково», чем прежние владельцы, грамотно и умело используя немалые знания по садово-парковой архитектуре. Пригодилось обучение в Богородицком пансионе у самого Андрея Тимофеевича Болотова, причём именно в подростковом возрасте, когда закладываются основы личности и воспитывается «благородство сердца». Андрей Тимофеевич — личность, как известно, в истории России значительная и уникальная. Рано оставшись сиротой, он сам себя обучил и образовал. Медик, экономист, агроном, философ, физик, химик-испытатель, писатель, переводчик с немецкого и французского языков, которые выучил самостоятельно. Близость к такому человеку — ученому всесторонних и энциклопедических знаний, и вместе с тем высоко чтившим понятия чести и достоинства, постоянное общение с ним не могло не повлиять на формирование нравственного облика юного Михаила Васильевича. Его по праву можно зачислить в ученики знаменитого садоустроителя, сумевшего при строительстве своей усадьбы применить многие благоприятные познания о принципах организации садов и парков, почерпнутые из лекций и бесед с Болотовым.
Тарханские этюды... Свидетельство тому — активная деятельность молодых Арсеньевых, навсегда поменявшая облик тех мест и заметно выделившая их новую усадьбу умелой планировкой местности со сложным рельефом, продуманностью видовых перспектив и некоторыми «затеями» — террасируемыми склонами парка, каскадами трёх прудов, «тайными беседками» и изящными мостиками, наличие которых в пензенских усадьбах рубежа XVIII-XIX веков, да и много позже, было большой редкостью.
Место для дома, большого, в тридцать с лишним комнат, выбрали самое живописное, на крутом берегу тянущегося через все село Большого пруда, заботясь о красивых видах из всех его окон на тарханские дали, рощи, сады и пруды. Из-за богатства окружающего ландшафта нужды в благоустройстве большой территории не было, но и эта работа требовала знаний и художественного вкуса, чтобы вводимые искусственные декоративные элементы гармонично поддерживались и усиливались естественными. И, пожалуй, можно и не сомневаться в том, что если в Тарханах в первые годы жизни там Арсеньевых был заложен декоративный парк с традиционными липовыми аллеями, боскетами и беседками, построена теплица и разбиты живописные пруды, то это было дело рук и стараний именно Михаила Васильевича. А основательная и деятельная Елизавета Алексеевна, гораздо более чем муж увлечённая экономическими и хозяйскими заботами, следила за тем, чтобы затеи мужа имели прочную практичную основу.
Тарханские этюды... В их доме часто бывали гости, привлечённые хлебосольством хозяйки и умением её мужа разнообразить их развлечения и устраивать «разные удовольствия» — балы и маскарады. Кроме того, Михаил Васильевич был страстным театралом и сам режиссировал домашние спектакли. Его увлечение театральными постановками Елизавета Алексеевна поддерживала охотно, потому как и у её отца, Алексея Емельяновича Столыпина, долгое время был свой крепостной театр. Любивший жить на широкую ногу, он часто звал гостей к себе «хлеб-соль кушать и песенок послушать», а ради «сей почтеннейшей ассамблеи» и удовольствия барина, труппа его актёров «трагедию, оперу, комедь... ломали превосходно». Столыпинские актёры — трагики, комики музыканты и певцы — зарабатывали деньги и славу своему хозяину не только в его «отчинах», но и развлекали московскую публику со сцены императорского театра. По свидетельству знаменитого историка «старого житья» М.И. Пыляева, крепостные артисты прадеда Лермонтова, после того, как он их выгодно продал «...в государственную казну за 32 тысячи рублей ...положили основание труппе Московского Малого театра и явились родоначальниками артистических фамилий, известных впоследствии в провинции и столице».
Тарханские этюды... Барский дом: гостиная Тарханские этюды... Барский дом: гостиная Барский дом: кабинет М.Ю. Лермонтова Тарханские этюды... Барский дом: кабинет М.Ю. Лермонтова Тарханские этюды... Барский дом: комната М.Ю. Лермонтова Тарханские этюды... Барский дом: комната М.Ю. Лермонтова Тарханские этюды... Барский дом: классная Тарханские этюды... Барский дом: рабочий стол М.Ю. Лермонтова Тарханские этюды... Барский дом: чайнаяТарханские этюды... Михаил Васильевич имел репутацию не только радушного хозяина, но человека долга, с обострённым чувством ответственности и способностью понимать чужую беду без слов, за что, вероятнее всего, и выбрали его уездным предводителем чембарского дворянства. Уже в этом качестве ему удалось примирить двух издавна враждовавших дворян, причём тогда, когда суд вынес решение в пользу одного из них, практически гибельное для другого, так как требуемая оплата иска по сути грозила неминуемым разорением. Узнав о случившемся, оставив собственные дела, Арсеньев поехал к победителю и «красноречиво, с жаром человеколюбия» стал описывать «великость благодеяния, которое он может оказать ближнему... и тем самым, доставить «самому себе приятнейшее удовольствие», убедив таким образом пойти на существенные уступки. «Вот примерное великодушие! — писал журнал «Вестник Европы», оценивая поступок деда Лермонтова. — Какие следствия твёрдой решительности благородного сердца!». Через годы Елизавета Алексеевна эти же качества обнаружит у своего гениального внука и откровенно поделится своим наблюдением со своей приятельницей: «…нрав его и свойства совершенно Михайла Васильевича, дай боже, чтобы добродетель и ум его был».
Тарханские этюды... Бабушка Лермонтова была хозяйкой замечательной, во все экономические мелочи сама вникала и благодаря её практичности, расчетливости, разумной экономии и распорядительности, бездоходное имение стало приносить значительный доход. Характер у тарханской барыни, вспоминали современники, «был прямой, решительный... носил на себе печать повелительности и… отчасти деспотизма… Важная осанка, спокойная, умная, неторопливая речь подчиняли ей общество и лиц, которым приходилось с нею сталкиваться». В ней видели «типичную личность помещицы старого закала, любившей при том высказывать всякому лицу правду, хотя бы самую горькую». Пожалуй, в силу такого властного и непреклонного нрава, её отношения с мужем складывались непросто. Даже любя Михаила Васильевича, она, вероятнее всего, проявляла жестокость и непреклонность в отношениях. Это и стало одной из причин его трагической смерти в новогоднюю ночь 1810 года, о которой долго вспоминали не только в Тарханах, но и во всей Чембарской округе.
Первый удар Елизавета Алексеевна пережила с твёрдостью: она решила посвятить себя единственной дочери, которую очень любила. Через несколько лет Мария Михайловна выходит замуж за Юрия Петровича Лермонтова; выходит по любви за человека, ни богатством, ни знатностью не отличившегося, но привлекательного внешне, общительного, искреннего и доброго. Но Елизавета Алексеевна из-за «пристрастной любви» к дочери, зятя своего невзлюбила. По её мнению, обедневший дворянин, к тому же не сделавший приличной военной карьеры, не имел права просить руки её единственной дочери у неё, урождённой Столыпиной, в родне которой привыкли к громким именам и фамилиям! Теперь трудно говорить определённо о причинах той стойкой неприязни, но, имея представление о характере Арсеньевой, допустимо предположить, что не последнюю роль в её сложных отношениях с зятем сыграла родительская ревность: как бы ни был хорош человек, но он плох уж тем, что он зять, муж единственной и горячо любимой дочери. А поводы для упрёков и неудовольствия находились легко, так как молодожёны жить остались в Тарханах: расставаться с дочерью Елизавета Алексеевна не желала. Опасаясь за её слабое здоровье, она же и настояла, чтобы на время беременности дочери вся семья переехала в Москву.
Тарханские этюды... Барский дом: комната Е.А. АрсеньевойТарханские этюды... Барский дом: комната Е.А. АрсеньевойТарханские этюды... Барский дом: комната Е.А. АрсеньевойТарханские этюды... Возвратились они в Тарханы с маленьким сыном, как явствует из чудом сохранившейся метрической книги, ранней весной 1815 года. Аккуратная, сделанная рукой местного священника запись гласит, что в церкви Николая Чудотворца находились у исповеди «гвардии поручица Елизавета Алексеевна Арсеньева... корпуса капитан Юрий Петрович Лермонтов… жена его Мария Михайловна …у них сын Михаил — возраст полугоду». Это самая первая местная запись о Лермонтове. Она документально подтверждает, с какого именно момента неразрывно и навечно соединились два имени: Лермонтов и Тарханы. И пусть, подрастая, он ребёнком часто и надолго будет отлучаться из родного села, пусть взрослым человеком он, офицер русской армии, будет стремиться в Москву и Петербург, к друзьям и единомышленникам, туда, где поняли, оценили и поддержали его талант — в трудное для себя время он всегда стремился в Тарханы, вспоминая «и отца, и дом родной, и высокие качели, и пруд, обсаженный вётлами… и все, все». В минуты высшего напряжения сил дорогие ему воспоминания о «царстве дивном» возвращали ему самообладание и укрепляли душевные силы:
И если как-нибудь на миг удастся мне
Забыться, — памятью к недавней старине
Лечу я вольной, вольной птицей;
И вижу я себя ребёнком, и кругом
Родные все места: высокий барский дом
И сад с разрушенной теплицей.
Зелёной сетью трав подёрнут спящий пруд,
А за прудом село дымится — и встают
Вдали туманы над полями.
В аллею тёмную вхожу я; сквозь кусты
Глядит вечерний луч, и жёлтые листы
Шумят под робкими шагами...

Тарханские этюды... Прожитым здесь годам и их влиянию на дальнейшую жизнь сам Лермонтов придавал значение огромное, потому как был убеждён, что только в детстве человек способен к всеобъемлющему восприятию мира, а уже в «пятнадцать лет ум не так быстро воспринимает впечатления». Эту непреходящую ценность, свой «возраст милый», Лермонтову удалось навсегда сберечь в своей душе, а вместе с ним — свежесть чувств, умение удивляться и видеть красоту, умение горячо и искренно сопереживать другим. Всем, кто засомневается, были ли эти качества свойственны поэту, надо перечитать его стихи, он в них исповедовался...
Свои первые — и потому самые светлые — радости, первые — и потому самые горькие — переживания были пережиты им здесь, в стране тарханского детства. Они были ему очень дороги и важны, а через годы воплотились в поэзии, прозе и драматургии. Увиденное и пережитое им в имении бабушки было использовано в романе «Вадим», в юношеских трагедиях «Люди и страсти», «Странный человек», в поэме «Песня про купца Калашникова» Без тарханского материала невозможно представить себе творческую историю «Бородина», «Родины», стихотворений «Когда волнуется желтеющая нива...», «Как часто пёстрою толпою окружён...». Здесь летом 1828 года четырнадцатилетним поэтом написана поэма «Черкесы», а зимой 1836 года создавались драма «Два брата», поэма «Сашка», стихотворение «Умирающий гладиатор»...
Тарханские этюды... Его несгибаемый, беспокойный и страстный характер формировался в Тарханах в обстоятельствах сложных, иногда противоречивых. Отсюда и то сочетание мягкой мечтательности со стремлением к действию, доброты — с нарочитой резкостью, искренности с замкнутостью.
Свою первую потерю Лермонтов пережил в самом нежном возрасте, в неполные три года, когда умерла Мария Михайловна. После её смерти в доме перестала звучать музыка, бывшая отрадой для молодой женщины, не успевшей в полной мере испытать семейного счастья. Не последнюю роль в её семейных проблемах сыграла мать. Так и не смирившаяся с выбором дочери, Елизавета Алексеевна «старалась отвлечь горячо любящую дочку» от Юрия Петровича и, не щадя её чувств, «чернила зятя своего» и потому взаимные отношения между супругами стали невыносимыми». Утешением для Марии Михайловны было общение с маленьким сыном. Тарханские жители рассказывали первому биографу Лермонтова: «…и любовь, и горе выплакала она над его головой… посадив ребёнка своего себе на колени, она заигрывалась на фортепиано, а он, прильнув к ней головкой, сидел неподвижно, звуки как бы потрясали его младенческую душу, и слезы катились по его личику».
Барский дом Тарханские этюды... Тарханы. Барский дом Тарханские этюды... Администрация музея-заповедникаТарханские этюды... Пожалуй, только сын понимал и чувствовал её душевную муку и как мог, по-детски, сопереживал ей. «Когда я был трёх лет, — напишет он в юности, — то была песня, от которой я плакал: её не могу теперь вспомнить, но уверен, что если б услыхал её, она бы произвела прежнее действие, её певала мне покойная мать». А спустя годы он создаст едва ли не самые сердечные в русской поэзии стихи о материнской нежности и её любви, хранившей сына от житейских невзгод:
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю,
Тихо смотрит месяц ясный
В колыбель твою,
Стану сказывать я сказки,
Песенку спою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю…
Тарханские этюды... Скоротечная чахотка поразила Марию Михайловну неожиданно и к весне 1817 года она «сгорела как свечка». «…житие ей было 21 год, одиннадцать месяцев и 7 дней…» указано на её могильном памятнике, на котором, видимо, по указанию матери, установили поломанный якорь как символ разбитых надежд и несчастной супружеской жизни. А в Тарханах ещё долго помнили, «как тихая, бледная барыня, сопровождаемая мальчиком-слугою, носившим за нею лекарственные снадобья, переходила от одного крестьянского двора к другому с утешением и помощью». Как и отец, дочь наделена была редкой способностью сердцем отзываться на чужую боль и беду. Надо ли удивляться тому, что и её сын в январе 1837 года, вследствие «врождённого чувства защищать всякого невинно осуждаемого», заступится за честь убитого на дуэли А.С. Пушкина, которого лично не знал, но стихи его любил с юности?
Большой усадебный дом, в котором умерла дочь, а семью годами раньше случилось несчастье с мужем, Елизавета Алексеевна приказала продать «на извоз» в соседнее село Владыкино и велела строить новый, неподалёку от прежнего, но значительно меньшего по площади. Этому дому и суждено было стать родным для Михаила Юрьевича, с ним были связаны и его «первоначальны впечатления», и первое осознание того, что «со дней младенчества» в нем «хранится пламень неземной…».
Тарханские этюды... По описанию самого Лермонтова, походил он «на все барские дома: деревянный, с мезонином, выкрашенный жёлтой краской». С балкона комнат, которые Елизавета Алексеевна отвела внуку, открывалась живописная панорама на Большой пруд, «дымящиеся села луговой стороны, синеющие степи и жёлтые нивы...». Через много лет описание привычного с детских лет пейзажа Лермонтов включил в поэму «Сашка», во многом автобиографичную:
Из окон был прекрасный вид кругом:
Налево, то есть к западу, рядами
Блистали кровли, трубы и потом
Меж ними церковь с круглыми главами.
Окнами комнаты обращены «на запад золотой» и потому из них удобно было наблюдать как «гаснет день» и от воды Большого пруда начинает подниматься туман, а очертания предметов окружающей уютной обстановки постепенно расплывались, день незаметно переходил в ночь и от этого становилось немного грустно. Таким настроением окрашены многие лермонтовские стихи, в которых он вспоминал родной дом. В одном из них есть такие строки:
Никто моим словам не внемлет... я один.
День гаснет... красными рисуясь полосами,
На запад уклонились тучи, и камин
Трещит передо мной. Я полон весь мечтами
О будущем...
Тарханские этюды... А когда засыпал весь дом, и бабушка уходила в свои покои, что были напротив, её внук запомнил, как:
На мягком ложе сна не раз во тьме ночной,
при свете трепетном лампады образной,
воображением, предчувствием томимый,
я предавал свой ум мечте непобедимой.
Практически весь дом был в распоряжении маленького Лермонтова. Глубоко подавленная смертью дочери, Елизавета Алексеевна перенесла на него всю свою любовь и приязнь и потому весь уклад жизни дома подчинила только пользе и удовольствиям своего баловня. «Он один свет очей моих, все моё блаженство в нем» — в порыве откровенности призналась она своей старинной приятельнице. Свидетели горячей любви барыни к своему внуку, тарханские старожилы, хорошо запомнили, как все в доме «ходило кругом да около Миши. Все должны были угождать и забавлять его», а чтобы ему не скучалось в одиночестве, Елизавета Алексеевна со всей округи приняла в дом мальчишек из семей родственников и знакомых, сверстников своего любимца. Всегда была с ними добра и ласкова, а они, вспоминала горничная, всякий день «уж так веселились, так играли, что и передать нельзя. Как только она, царство ей небесное, Елизавета Алексеевна-то, шум такой выносила».
Заставший в Тарханах настоящую ребячью вольницу, троюродный брат Лермонтова, Аким Шан-Гирей, вспоминал, как святками в барские покои «каждый вечер приходили ряженые из дворовых плясали, пели, играли, кто во что горазд…», а на Пасху, «начиная со светлого воскресенья, зал наполнялся девушками, приходившими катать яйца». Летом удовольствий было ещё больше, и одно из самых ярких — на Троицу и Семик, «когда ходили в лес со всею дворнею». Зимою устраивалась гора во весь двор, разыгрывались снежные баталии, а на пруду «православный люд» тешился кулачными боями: шли стенку на стенку, дворовые против деревенских, за ними мальчишки наблюдали «с сердечным замиранием». Запомнилось кавказскому кузену Лермонтова и то, как во время одного из них расплакался Мишель, когда его любимец, садовник Василий «выбрался из свалки с губой, рассечённой до крови».
Тарханские этюды... Врождённую доброту и способность к сопереживанию развивала у Лермонтова-ребёнка бонна, Христина Осиповна Ремер. Она находилась при нем неотлучно и учила его не только немецкому языку, но и внушала своему питомцу чувство любви к ближним и, в первую очередь, к тем, чьё положение и без того было незавидным — к крепостным крестьянам. Хоть и жила она в имении «иноземкою», но чтили её тарханские жители высоко и отмечали, что её влияние на маленького барина «было благодетельно». Не случайно народная память сохранила до наших дней легенды о доброте и «жальливости» молодого барина: о том, как, вопреки желанию бабушки, подарил он им лес на дома; как просил у бабушки выделить им кирпич на постройку белых печей взамен «курных»; как ещё совсем маленьким горячо вступался за провинившихся крестьян и требовал их помилования; как мечтал при выходе в отставку возвести всем «каменные избы» и «всех наградить».

 

 

ЗДЕСЬ МУЗЫ КАЧАЛИ КОЛЫБЕЛЬ ПОЭТА

Тарханские этюды... Елизавета Алексеевна, уважающая законы гостеприимства, и после смерти мужа замкнуто не жила. её новый дом, как и прежний, «гостями был всегда набит битком». Наезжало «большое соседство» и многочисленная родня. Столыпины всегда держались друг друга и многие из членов этой дружной семьи, по свидетельству современников, «представляли собою людей с недюжинными характерами, самостоятельных и даровитых». Они отличались «строгим выполнением принятых на себя обязанностей, рыцарским чувством и чрезвычайною выдержкою», и что существенно для понимания, с кем общался Лермонтов в своём тарханском детстве, все представители этой дружной семьи были не дельцами, а деятелями. Более чем других внук любил младшего брата бабушки, Афанасия Алексеевича. И хотя «объем приключений», выпавших на его долю, был не таким, как братьев-генералов, но и ему довелось участвовать в военных баталиях 1812 года. Командир батареи, штабс-капитан А.А. Столыпин за своё боевое мужество в Бородинском бою получил золотую шпагу с надписью «За храбрость». Как и все Столыпины, он был прекрасный рассказчик и своими сюжетами не раз «вспламенял» воображение внучатого племянника, для которого, как и для всех мальчишек той поры, «рассказы о пожаре Москвы, о Бородинском сражении… были колыбельными песнями, детскими сказками… «Илиадой» и «Одиссеей». Кто знает, может интонационно и по сути «полковник — хват», герой знаменитого «Бородино», говорит словами любимого Лермонтовым «дядюшки Афанасия»?
Для него и других гостей по традиции, заведённой ещё Михаилом Васильевичем, в Тарханах устраивались домашние спектакли, главным образом, кукольные. Тарханские этюды... Только теперь заводилами — и режиссёрами, и актёрами — были дети, а автором пьес — внук тарханской барыни. В своих первых драматургических опытах Лермонтов заимствовал сюжеты из произведений для детей французского писателя Беркена, его именем даже назвали любимую куклу, исполнявшую самые фантастические роли. Кукол лепили из воска, возможно, это и был первый материал, преодолев сопротивление которого будущий поэт обнаружил в себе художника. Ещё ребёнком он выучился рисовать акварелью «довольно порядочно», но чаще лепил целые картины. Сначала переводил в воск гравюры из книжки об Александре Македонском, населяя композиции слонами и колесницами, украшенными фольгой и стеклярусом. Похоже, это занятие развивало не только художественный вкус, но и формировало те качества в характере, которые запомнились его друзьям детства — настойчивость и терпение. Потребность постоянно что-то мастерить руками сохранилась у Лермонтова до конца жизни…
Памятник М.Ю. Лермонтову

Церковь Марии Египетской Могила отца поэта

Тарханские этюды... Но несмотря на тесноту и плотность «домашнего круга», на заботу и всеобъемлющую любовь бабушки, то есть на полное отсутствие условий для одиночества, это чувство часто охватывало Лермонтова в детстве. Но он держал его в глубокой тайне даже от самых близких. Никому из них, считая и саму Елизавету Алексеевну, и в голову не приходило, что резвый мальчик в зелёной курточке, сшитой домашним портным, мучается своими не детскими мыслями, стараясь понять сложный мир отношений взрослых людей:
Он не имел ни брата, ни сестры,
И тайных мук его никто не ведал.
До времени отвыкнув от тоски,
Он жадному сомненью сердце предал.
Довериться он мог только отцу, их отношения были сердечные и, хотя и жили они вдалеке друг от друга, между ними никогда не ослабевала прочная духовная связь. По воле Елизаветы Алексеевны Юрий Петрович уехал из Тархан на 9-ый день после похорон жены, и приезжал крайне редко, как она того желала. Несмотря на эти обстоятельства, он старался принимать самое горячее участие в делах сына, но те краткие свидания, конечно, не могли восполнить отцовское начало в воспитании, от которого Елизавета Алексеевна зятя сознательно отстранила. Не желая, чтобы этот «худой человек» влиял на развитие внука, она приняла «превентивные меры» — написала завещание, в котором жёстко и без всяких сантиментов изложила, что оставит имение своё внуку только при одном условии: «ежели оной внук мой будет по жизнь мою до времени совершеннолетняго его возраста находиться при мне на моем воспитании и попечении без всякого на то препятствия отца его…».

Фамильная часовня Арсеньевых-Лермонтовых Памятник М.Ю. Лермонтову

Тарханские этюды... О том, что Юрий Петрович решился на жертву — разлуку с сыном, чтобы обеспечить его будущее, Лермонтов узнал много позже, когда ему минуло шестнадцать лет. До этого срока он ребёнком всякий раз после отъезда отца не по-детски мучился, пытаясь понять и объяснить причину неприязни бабушки, причину их ссор и его постоянных отъездов, страдая ещё и от того, что не чувствовал должного уважения к Юрию Петровичу и со стороны многочисленной родни бабушки. Пытаясь вылечить раннее сиротство внука любовью, теплом и домашним уютом, Елизавета Алексеевна сама же и обрекла его на страдание, разлучив его с отцом. А внук, даже после того, как понял и простил её за это, так и не смог забыть, что в детстве близкие и горячо любимые им люди делили его как собственность. Вот почему причины детского одиночества Лермонтова, его раннего развития и взросления корнями своими уходят в семейную трагедию. Обращаясь памятью к дням своего тарханского детства, он мучительно старался понять:
… я ль виновен в том,
Что люди угасить в душе моей хотели
Огонь божественный, от самой колыбели
Горевший в ней, оправданный творцом?
Однако ж тщетны были их желанья:
Мы не нашли вражды один в другом,
Хоть оба стали жертвою страданья!
Тарханские этюды... Этот затяжной конфликт закончился лишь со смертью Юрия Петровича в 1831 году. Он умер в 44 года тоже от скоротечной чахотки, как и Мария Михайловна. Похоронили его в селе Шипово, а в 1974 году прах отца Лермонтова перенесли в Тарханы и перезахоронили рядом с часовней, где уже покоились сын и все действующие лица его семейной трагедии. На могильной плите начертаны горькие слова, с которыми поэт так и не успел обратиться к отцу при его жизни:
Прости! Увидимся ль мы снова?
И смерть захочет ли свести
Две жертвы жребия земного,
Как знать! Итак, прости, прости!..
Ты дал мне жизнь, но счастья не дал,
Ты сам на свете был гоним,
Ты в людях только зло изведал...
Но понимаем был одним.
Но детство Лермонтова было отмечено не только горькими переживаниями, связанными с потерей матери и болезненной разлукой с отцом. С Тарханами были связаны и светлые, едва ли не самые сильные его впечатления. В его памяти навсегда осталось время, которое он провёл в тесном общении с природой. Утопающая в зелени садов и парка усадьба, бескрайние поля в её окрестностях, чистый прозрачный воздух, закаты и восходы, тёплые ливни и белые снежные равнины — это и были его, Лермонтовские Тарханы, его «царство дивное», которое он ревностно оберегал от остальных, о котором признавался годами позже — «тут был я счастлив…». Здесь ему впервые открылось тихое очарование холмистых степей, просёлочных дорог, таинственность темных лесов, светлых берёзовых перелесков, задумчивость речек. Окружающую природу он воспринимал как что-то живое, способное к сочувствию и успокоению измученного сомнениями человека. Потому поэзия природы стала частью его души, а через годы — и значительной частью его творчества. Уже в первой кавказской поэме «Черкесы» Лермонтов описал родные места:
Свод неба синий тих и чист;
Прохлада с речки повевает,
Прелестный запах юный лист
С весенней свежестью сливает.
Везде, кругом сгустился лес,
Повсюду тихое молчанье;
Струёй, сквозь тёмный свод древес
Прокравшись, дневное сиянье
Верхи и корни золотит.
Тарханские этюды... А спустя три года после отъезда из бабушкиного имения, юный поэт откровенно признавался:
Как нравились всегда пустыни мне.
Люблю я ветер меж нагих холмов,
И коршуна в небесной вышине,
И на равнине тени облаков.
Ярма не знает резвый здесь табун.
И кровожадный тешится летун
Под синевой, и облако степей
Свободней как-то мчится и светлей.
Даже звуки, которые когда-то в детстве нечаянно коснулись его слуха, не забылись, чтобы вновь зазвучать в его поэтических строках:
Все тихо: и в глуши лесов
Не слышно жалобного пенья
Пустынной иволги; лишь там
Весенний ветерок играет.
Перелетая по кустам;
В глуши кукушка занывает;
И на дупле как тень сидит
Полночный ворон и кричит.
Тарханские этюды... П.А. Висковатову, собиравшему материал для биографии Лермонтова, возможно, именно в Тарханах пришло понимание того, что «Детская душа, как душа младенствующих народов, тесно примыкает к природе и, сама уходя в неё, в то же время привлекает её к себе… Поэтому-то в памяти особенно даровитых людей на всю жизнь сохраняются поразившие их фантазию картины природы. Только позднее ум начинает интересоваться человеком, и мы видим, как Лермонтов… долго сохраняет интерес к звёздам, тучам, в особенности ко всем величественным, мрачным или приветным явлениям природы и через них знакомит вас с состоянием души своей».
В 1827 году Е.А. Арсеньева увезла внука в Москву. Удивившего своими глубокими познаниями во всех требуемых дисциплинах подростка преподаватели Московского Благородного пансиона зачислили в четвёртый класс. Этот факт позволяет судить не только о его разносторонних способностях и высоком уровне домашнего образования в Тарханах, но и раннем понимании того, для чего он с исключительным упорством и трудолюбием постигал ученье:
Мне нужно действовать, я каждый день
Бессмертным сделать бы желал, как тень
Великого героя, и понять
Я не могу, что значит отдыхать...
Не потому ли Лермонтов так много успел в свои неполные 27 лет, если шестнадцатилетним уже сформулировал для себя формулу успеха, к реализации которой приступил ещё подростком? Не продолжительность жизни ему была важна, а её качество... «И все боюсь, что не успею я свершить чего-то!» — написано им в те же шестнадцать.
...В Тарханы вернулся он только через семь лет взрослым человеком, с опытом жизни и творчества. То был его долгожданный первый офицерский отпуск, полученный «по домашним обстоятельствам» в конце декабря 1835 года. Уезжая из Петербурга, он поручил своему другу Святославу Раевскому заботы о «Маскараде», по требованию цензуры, вновь переделанном «по причине слишком резких страстей и характеров, и также потому, что в ней добродетель недостаточно вознаграждена». Той зимой 1835 года основания для надежды дебютировать драматургом именно со сцены любимого Александринского театра ещё были.
Тарханские этюды... Елизавета Алексеевна томилась в ожидании внука с октября: «…сейчас вот жду его и ничего, кроме радости видеть его, не знаю», — сообщала она своей подруге. Тревожась тому, как бы рано наступившая зима не нарушила намерений внука, отправила ему в Москву удобную для продолжительных поездок долгушу, перину да теплое одеяло, позаботилась и о более коротком маршруте, сообщив его в письме: «Милый, любезный друг Мишенька! Как Бог даст милость свою и тебя отпустят, то хотя Тарханы и Пензенской губернии, но на Пензу ехать с лишком двести вёрст крюку, то из Москвы должно ехать на Рязань, на Козлов и на Тамбов, а из Тамбова на Кирсанов и Чембар…».
Никто лучше, чем сама Елизавета Алексеевна, не передаст её великой радости, когда в самый канун нового, 1836 года под звон колокольчика на занесённую снегом усадьбу влетела тройка, и из саней выпрыгнул «все блаженство» её жизни — Мишенька. «Поздравляю тебя... с новым годом, — писала она своей приятельнице П. А. Крюковой. — Дай боже нам всего лучшего, а я через 26 лет в первый раз встретила новый год в радости: Миша приехал ко мне накануне нового году. Что я чувствовала увидя его, я не помню и была как деревянная, но послала за священником служить благодарный молебен. Тут начала плакать и легче стало. Его отпустили ненадолго... на шесть недель...».
«Я теперь живу в Тарханах, в Чембарском уезде (вот тебе адрес на случай, если ты его не знаешь), у бабушки...» — писал отдохнувший с дороги Лермонтов другу, даже и не подозревавший, что этому адресу суждено будет навсегда остаться в литературной памяти России. Не подозревал и Святослав Раевский, получивший письмо от близкого друга детства, что через века потомки будут все бережнее касаться любой написанной тогда в Тарханах строки, стараясь рассмотреть за далью лет все, что поможет понять великое русское чудо — Лермонтова.
Тарханские этюды... Условия для творчества тем январём 1836 года были исключительные — в доме все такое родное и знакомое с младенчества, уютный кабинет, книги и рядом бабушка, такая счастливая его приездом. Ему никто не мешал. За окнами бушевала метель. Лошади вязли в глубоком снегу, и по этой причине соседи оставили друг друга в покое. Вот только не было душевного равновесия. Склонившийся над бумагами Лермонтов то проклинал Москву за то, что она «преподло» с ним поступила (в письме к Святославу Раевскому), то вдруг из рождающихся здесь строк поэмы «Сашка» вырывалось такое нежное и трогательное признание в любви к Москве, какого она, пожалуй, еще не слышала от поэтов русских. А перед глазами все стояла Варенька Лопухина, его несбывшееся счастье. Их встреча в Москве, куда корнет лейб-гвардии гусарского полка Лермонтов заехал по дороге домой, была мучительной для них обоих — Варвара Александровна была уже Бахметьевой, а ему оставалось только одно — сдержать себя и не скомпрометировать своими чувствами любимую женщину. Может быть поэтому отъезд поэта из Москвы был таким спешным — в три часа ночи — и больше походил на бегство?
То своё состояние, в котором Лермонтов приехал в Тарханы и которое так старательно скрывал от Елизаветы Алексеевны, он предельно ясно описал стихами поэмы «Сашка»:
Она звалась В(арюшею)... Но я
Желал бы ей другое дать названье:
Скажу ль, при этом имени, друзья,
В груди моей шипит воспоминанье,
Как под ногой прижатая змея;
И ползает, как та среди развалин,
По жилам сердца. Я тогда печален,
Сердит, — молчу или браню весь дом,
И рад прибить за слово чубуком.
Тарханские этюды... Никогда больше не упомянет Лермонтов в своих стихах имя дорогой и любимой с юности «в полном смысле восхитительной, симпатичной, умной как день» Вареньки, любившую его не меньше и потерявшую смысл жизни, когда узнала о его гибели. В русской литературе она останется княгиней Верой в «Герое нашего времени» и в «Княгини Лиговской», ей будет адресован «Валерик», посвящён «Демон», а в последние дни жизни судьба подарит Лермонтову встречу с женщиной, которая во многом напомнит ему Варвару Александровну.
Но тогда в Тарханах Лермонтов всю накопившуюся душевную тоску, отчаяние, боль, мужскую обиду и ревность выплёскивал на бумагу. К 16 января 5-актная драма «Два брата» — по сути, история его любви и разлуки с Варенькой — была почти готова. В ней есть строки, оказавшиеся пророческими: «Случалось мне возле других женщин забыться на мгновенье. Но после первой вспышки я тотчас замечал разницу, убийственную для них — ни одна меня не привязала».
Заглушить душевную боль помогали книги; в домашней библиотеке, в числе других, по-прежнему стояли на полке стихи любимого с юности Байрона. Вновь была перечитана его поэма «Чайльд-Гарольд», натолкнувшая поэта на глубокие раздумья о судьбе Европы, а 2 февраля они оформились в самостоятельные стихи, которым Лермонтов дал названье «Умирающий гладиатор». Ездил в Чембар, в небольшой уездный город в 15 километрах от Тархан. Гордившаяся своим неожиданным знакомством с поэтом чембарская жительница Шумская позже рассказывала, каким он «был весёлым и остроумным собеседником, но иногда очень грустным… и всегда за кем-нибудь ухаживал». Но и эти попытки развеяться помогали лишь на время.
Тарханские этюды... Душой и сердцем отдыхал он в доме у своей «мамушки», так Михаил Юрьевич ласково называл свою кормилицу, Лукерью Шубенину. «Он её страсть как почитал, словно мать родную. — вспоминала её правнучка. — Зайдёт, поздоровается, ребятишкам раздаст гостинцы, а ей иль материи на сарафан, а то даст бумажку (деньги — Е.Р.), ...а прощаясь говорит: «Жив буду, мамушка, всех вас награжу».
В тот памятный приезд поэта в Тарханы крестьяне показали молодому барину любимую забаву свою — кулачный бой. Одна из тарханских крестьянок запомнила, что «...билися на первом снеге. Место то оцепили верёвкой... а супротивник сына моего прямо по груди-то и треснул, так, значит, кровь пошла. Мой-то осерчал, да его как хватит — с ног даже сшиб. Михаил Юрьевич кричит: «Буде! Будет, ещё убьёт». После потехи, довольный боем, он тогда подарил участникам несколько участков леса и особенно одарил победителя, молодого да удалого парня. Картина, увиденная в ту зиму старинной «стенки», вспомнилась Лермонтову чуть позже, когда он начал писать одно из самых лучших своих произведений — «Песню про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова»:
Как сходилися, собиралися
Удалые бойцы московские
На Москву-реку, на кулачный бой,
Разгуляться для праздника, потешиться.

Тарханские этюды... Уезжал Лермонтов из родных Тархан, когда приблизилась весна 1836 года, и в марте он уже был «налицо в полку». Уезжал никому не известным офицером, а через девять месяцев погибнет на дуэли Пушкин, и гневные лермонтовские строчки, в два дня распространившиеся по Петербургу, принесут ему не только литературную славу, но первое изгнание на Кавказ. Через три года последует вторая ссылка, из которой поэту уже не суждено было вернуться — 15 июля 1841 года он был убит на дуэли. «В нашу поэзию стреляют удачнее, чем в Людвига Филиппа. — с горечью писал П.А. Вяземский, — Второй раз не дают промаха».
Между выстрелом на Чёрной речке и выстрелом у горы Машук пройдёт всего четыре года. И в этот короткий срок Лермонтов создал лучшие свои произведения, уникальные по музыкальности, живописности, разнообразию, по совершенству воплощения и безграничной мощи таланта. Трудно поверить, но произведения, составившие гордость русской и мировой культуры, создавались не в кабинетной тишине, а на постоялых дворах, в кордегардии, после светского раута, в перерыве между боями. Когда посещал «демон поэзии», поэту нужнее всего были хорошие перья и бумага, а о таком уютном кабинете, какой остался в родном доме в Тарханах, оставалось только вспоминать.
Горестное известие с Кавказа поразило Елизавету Алексеевну в Петербурге, с ней случился апоплексический удар, едва отойдя от которого она вернулась в своё имение. Уже из Тархан, не желая, чтобы убитый и похороненный в чужом краю внук остался там навечно, отправила прошение на имя императора с просьбой перезахоронить его в родном селе. Её просьбу удовлетворили, и в апреле 1842 гроб с прахом поэта был привезён тарханскими мужиками домой.
Последнее прощание с ним прошло в новопостроенной церкви Михаила Архангела, освящённой всего за год до трагических событий. В свой последний приезд М.Ю. Лермонтов видел церковь ещё недостроенной, но работы, как указано в сохранившейся «Ведомости» того года, близились к завершению: «известью внутри оштукатурена, полов и «оконниц» ещё не имеется, но «иконостас с местными иконами в готовности». Её готовили к освящению именем «Архистратига Божия Михаила» в 1839, но Елизавета Алексеевна была в Петербурге и «сдалась на просьбы внука» — отъезд отложила, и потому суждено было случиться этому событию только в 1840 году в день рождения поэта — 3 октября. Причём, как свидетельствует местный краевед П.К. Шугаев, освящали «оригинальным образом: так, было приурочено, что в день её освящения было окрещено три младенца, обвенчано три свадьбы и схоронено три покойника».
Тарханские этюды... 23 апреля 1842 Лермонтова похоронили рядом с могилами матери и деда, сбылось его собственное пророчество, записанное в неполные семнадцать лет:
…Я родину люблю
И больше многих: средь её полей
Есть место, где я горесть начал знать,
Есть место, где я буду отдыхать,
Когда мой прах, смешавшийся с землёй,
Навеки прежний вид оставит свой.
Щедрый помин Елизавета Алексеевна устроила и в Чембаре, и в Тарханах, в которых оплакивали «доброго барина» так горько, «как будто в каждом доме было по покойнику».
Над могилой бабушка воздвигла памятник из чёрного мрамора, на нем золотыми буквами высекли: «Михайло Юрьевич Лермонтов. 1814-1841». Её ли это было решение или Елизавете Алексеевне была знакома запись в юношеской тетрадке внука: «Моё завещание… положите камень; и — пускай на нем ничего не будет написано, если одного имени моего не довольно будет доставить ему бессмертие!»?
Нашла в себе силы Елизавета Алексеевна, схоронившая всех своих близких, заняться и строительством часовни над дорогими ей могилами, чтобы не остались они под открытым небом, когда и её не станет. Часовню построили и освятили в том же году, а старый слуга поэта А.И. Соколов запомнил, как «старая барыня… как только похоронили Михаила Юрьевича, тотчас же приказали вырыть из лесу и посадить вблизи часовни несколько молодых дубков, из которых принялся только один…»
Записавший это свидетельство И.Н. Захарьин-Якунин заметил: «Осуществилось отчасти и заветное желание поэта, выраженное им в своем вдохновенном стихотворении-молитве «Выхожу один я на дорогу…»:
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь;Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб, вечно зеленея,
Тёмный дуб склонялся и шумел.
Пережив внука на четыре года, Елизавета Алексеевна скончалась 16 ноября 1845 года и похоронили её в той же часовне.
После её смерти имение стало заглазным — наследники в нем не жили. Управляющие по своему усмотрению перестраивали хозяйственные постройки, вносили изменения в планировку парка. Лишённая должного надзора усадьба ветшала и разрушалась.

 

 

ВОСКРЕШЕННАЯ ЛЮБОВЬЮ НАРОДНОЙ

Тарханские этюды... Национальным достоянием России она стала стихийно восприниматься со второй половины XIX века, но идея создания здесь музея прозвучала лишь в 1905 году, причем в газете — в «Пензенских губернских ведомостях». Неизвестный автор, описывая «отталкивающий» в своём запустении вид тарханской усадьбы, с горечью восклицал: «Как обидно за поэта! Так у нас чтут память о гениальных людях. Тут следовало открыть музей… должны были сберечь комнату с прошлой её обстановкой, поддерживать, а не запускать известную липовую аллею». Но в тот год, как и в последующие за ним, инициативу поклонника творчества Лермонтова никто не поддержал.
Победители Лермонтовского конкурса: Павленко Марина (6 лет, г. Москва), Перминова Лиза (8 лет, г. Ижевск), Струнин Александр (65 лет, г. Москва)
Марина Павленко - 6 лет
Марина Павленко Победители конкурса: Елизавета Перминова, Марина Полюдова и Марина Павленко
Тарханы: дом ключника Барского дома Тарханы: связь с прошлымТарханские этюды... До открытия музея оставалось ещё долгих 25 лет. И хотя Тарханы были объявлены достоянием Советского государства в октябре 1918 года, владельцем усадьбы оставался лермонтовский совхоз, переданный в 1925 году в арендное пользование коневодческому товариществу «Лермонтовский рысак». Тогда и были снесены все хозяйские постройки на усадьбе, в барском доме расположилась контора, потом — школа колхозной молодёжи, затем нижний этаж стали использовать для хранения зерна, а верхний (мезонин), с комнатами Лермонтова, — для содержания птицы. Потому в книге отзывов тех лет встречаются записи, пронизанные болью за судьбу этого уникального места: «…могила находится в забытом состоянии, окна без стёкол, само помещение полно снегу…», «как местные власти допустили столь ужасно обезобразить часовню, в которой покоится прах Лермонтова? Разваленная церковь, опустевший сад, поломанная ограда…». Старшие поколения тарханцев отлично помнят страшные от копоти стены внутри барского дома, помнят бочки с керосином в церкви Михаила Архангела, где некогда стоял гроб с телом поэта, помнят и сорванные с петель двери в часовне и многое другое. К счастью, о разорённых временем и людьми лермонтовских Тарханах узнали в Москве. В 1934 году Президиум Средне-Волжского крайисполкома, куда относилась Пенза, объявил село Лермонтово заповедником.
Мало кто из наших современников знает, что у истоков создания уникального музея стала Н.К. Крупская. Это она настойчиво требовала от музейного отдела Наркомпроса обследования этих мест и оказания незамедлительной помощи Тарханам. В 1936 году она, наконец, была оказана — начались ремонт и реставрация, а для детального обследования склепа и барского дома была создана специальная комиссия, в её состав вошёл Александр Иванович Храмов — первый директор музея Лермонтова, житель соседнего с Тарханами с. Крюково. Он с невероятным энтузиазмом принялся за дело: ездил в Москву, добиваясь внимания к делу спасения усадьбы, «выбивал» ассигнования, одновременно с ремонтом и реставрацией, собирал экспонаты эпохи, вел подготовку к открытию первой экспозиции. Но ему не хватало образования, знаний, а подчас и элементарного вкуса.
Тарханские этюды... В 1936 году в Тарханах побывала известная поэтесса Мариэтта Шагинян, о результатах своей командировки она написала в одном из июльских номеров «Известий»: «…подъезжая к Тарханам и надеясь увидеть их в возможной близости к прошлому, такими, как они были в Лермонтовские времена, мы вдруг ахнули: из зелени сада навстречу нам сверкнуло внезапно нечто неописуемо-мавританское: купол до того ярко синий да ещё над красным кирпичом… а по соседству с ним вынырнула такая же яркая, но на этот раз ярко зелёная и тоже свеже-намалеванная зелёная крыша… Хотя ремонт дома и благоустроительные работы в парке идут полным ходом, но все выполняется со страшной безвкусицей: стены комнат в доме увешаны огромными картинами, изображающими Лермонтова, работы местных «мастеров».
Обеспокоенный положением дел, в Лермонтово приехал хранитель Гослитмузея М.Д. Беляев, а вместе с ним, по собственному желанию, прибыл удивительный человек — Николай Павлович Пахомов, он стоял у самых истоков музейного дела в России. Это ему Тарханы обязаны тем, что не стал музей Лермонтова собранием фотокопий, что он положил начало необычайной для провинциального музея коллекции мебели, бронзы, гравюр и литографии, которая до сих пор является основой для создания экспозиции не только в Тарханах, но и в других музеях Пензенского объединения.
Тарханские этюды... 1 августа 1939 года газета «Сталинское знамя» сообщила своим читателям: «30 июля в с. Лермонтово Чембарского района был большой праздник. В этот день состоялось торжественное открытие музея М.Ю. Лермонтова… оно превратилось в большое народное торжество… на главной площади села вокруг трибуны собралось около 2-х тысяч человек… экскурсанты из Каменского, Свищевского, Поимского, Башмаковского и других районов… гости из Москвы и Пензы». Так был создан музей, который вот уже 75 лет хранит память о Лермонтове.
Тарханы: лермонтовский праздник поэзии Лермонтовский праздник поэзии Барский праздник поэзии Праздник поэзии в Тарханах На празднике поэзии Тарханы: на 43-м празднике поэзииДом-музей, музей-усадьба, с 1969 года — Государственный Лермонтовский музей-заповедник — за каждым из этих этапов его истории самоотверженный, скромно оплачиваемый, труд его сотрудников. Этому удивительному месту повезло на энтузиастов, бескорыстных помощников, влюблённых в Лермонтова и в его поэзию, раз и навсегда покорённых скромной, мягкой прелестью дорогих его сердцу Тархан. «Меня всегда поражало и поражает до сих пор (привыкнуть к этому невозможно) вот что: — призналась в своей книге Т.М. Мельникова, директор современных «Тархан», — как только речь заходила о помощи музею Лермонтова, люди менялись на глазах. Имя этого юного гения никого равнодушным не оставляло, и мы получали прекрасные экспонаты из Гослитмузея, из Государственного исторического музея, из Ленинской библиотеки, из музея А. Рублёва, из библиотеки Иностранной литературы… нам давали имена собирателей, художников, помогали с ними связываться, за нас хлопотали, что для провинциального музея неоценимо».
Тарханские этюды... В 90-е годы XX века музею потребовалась иная помощь — материальная. Коллекция старинной мебели, экспозиционные здания, парк, сады и пруды нуждались в дорогостоящей, основательной реставрации. Рассчитывать на помощь государства в небезызвестные времена перестройки было наивно и это хорошо понимали сотрудники музея. Но как бы ни были они умны, инициативны и работоспособны, своими силами спасти Лермонтовские Тарханы от неминуемого влияния времени было невозможно. Значительно сократились бюджетные средства, месяцами не получали сотрудники зарплату, но по-прежнему поражались гости образцовой чистотой в экспозициях, ухоженными цветниками и маршрутными аллеями. С уменьшением рабочих рук не заросли сады и парк. Не сократился, а, напротив, увеличился объем научно-исследовательских работ. Объединяющей силой для коллектива стала огромная сила воли и невероятная энергия директора Тамары Михайловны Мельниковой. Всю ответственность за спасение музея она взяла на себя. С завидным упорством, обходя один за другим кабинеты чиновников, старалась убедить их в том, что может погибнуть драгоценная страница нашей духовной истории. В подавляющем большинстве случаев ей отказывали. Но все же единомышленники нашлись, нашлись те, кому была дорога память о Лермонтове, кто осознавал всю меру общей ответственности за сохранение национального достояния.
Поддерживали, чем могли: деньгами, строительными материалами, даже продуктами. А в 1999 году «Газпром» профинансировал капитальную реконструкцию барского дома, фондохранилища, конюшни и очистку прудов…
Тарханские этюды... Современные «Тарханы» — это богатейшее хранилище оригинальных и редких предметов помещичье-усадебного быта XVIII-XIX веков: мебели, посуды, живописи, декоративно-прикладного искусства, скульптуры, замечательной коллекции книг русских и зарубежных авторов, составлявших круг интересов М.Ю. Лермонтова. Один их крупнейших в стране научно-исследовательских и просветительских центров.
Одновременно это и высокий образец усадебного садово-паркового искусства с уникальными природными богатствами: парками, аллеями, террасируемыми склонами, фруктовыми садами, рощами и каскадами живописных прудов.
«Тарханы» — это живой музей. Музей, в котором можно почувствовать «времён связующую нить» на балу, представляющем лермонтовскую эпоху «в миниатюре со всеми её обольщениями и со всем тем, что в ней было сладкого и горького», на конной прогулке по живописным окрестностям усадьбы или катаясь в лодке по старинному пруду, на конной карусели, театрализованных экскурсиях и театрализованных представлениях, на мастер-классах традиционных тарханских ремёсел; на фольклорных праздниках, слушая старинные тарханские песни. Записанные, обработанные и исполненные сотрудниками музея, они обладают удивительными свойствами: освежают и очищают душу, возвышают над серостью будней, открывают светлые праздники и воссоздают песенную ауру той далёкой поры.
Это место интеллектуального отдыха, потому что все вышеперечисленное помогает посетителям не просто развлечься, но глубже и всестороннее понять, почувствовать жизнь, которая была жизнью Лермонтова, понять истоки его поэзии, его мировоззрения, его глубокой любви к Родине. Гости-посетители музея-усадьбы не только зрители, но и непосредственные участники реконструируемых здесь элементов досугов лермонтовской эпохи, через свои эмоции и ощущения они могут непроизвольно «войти» в мир усадебной культуры и истории, прикоснуться к прошлому родной земли.
В настоящее время в практику работы введено шесть театрализованных представлений, представляющих наиболее популярные элементы дворянской и крестьянской культуры на том высоком уровне проведения, которого добились в музее, они очень органично вписываются в усадебную среду, усиливая воздействие исторической ауры.

 

НАШЕ ДОСЬЕ: РОДИНА ЕЛЕНА БОРИСОВНА

Михаил ЛермонтовСтарший научный сотрудник Государственного Лермонтовского музея-заповедника «Тарханы». Окончила Киргизский Государственный университет (1984 г.) по специальности история. Работала в средних школах Фрунзе (ныне Бишкек, республика Кыргызстан) и Тихвина (Ленинградская область).
Тарханские этюды... В музее-усадьбе «Тарханы» работает с 2000 года, готовила обоснования возрождения там бытовых элементов дворянской и крестьянской культуры.
Автор статей о Лермонтове и «Тарханах» в центральных, областных и районных газетах и журналах. Соавтор текстов изданий музея «М.Ю. Лермонтов. Жизнь и творчество», «Тарханская энциклопедия» и научного сборника «Тарханский вестник».
Лермонтовская эпоха «оживает» и в восстановленном мемориальном барском доме, в нем тепло, уютно и звучит музыка. В отреставрированных церквях, построенных на средства Елизаветы Алексеевны, проходят богослужения и над селом звучат колокола, молчавшие более 60 лет. Очищены и зарыблены пруды, приносят свои плоды заповедные поля и луга, пасека, бахча и теплица, плодоносят фруктовые сады, как и прежде наливается соком малиновая слива «под тенью сладостной зелёного листа», цветут и «ландыш серебристый», и тюльпаны Биберштейна, и декоративные кустарники, наполняя своим ароматам всю усадьбу.
Это замечательное место и для семейного отдыха. Можно остановиться в гостиницах музея и на несколько дней полностью «погрузиться в эпоху» первой половины XIX века, вместе с детьми решать старинные задачи, поучаствовать в создании «живых» картин, написать письмо Лермонтову гусиными перьями
Большой популярностью пользуются Всероссийские Лермонтовские праздники, которые стали проводиться в «Тарханах» с 1971 года. Вот уже много лет они начинаются со звона колоколов и традиционного с возложения цветов к могиле поэта в семейной усыпальнице Арсеньевых-Лермонтовых. Неизменны и вручения литературных премий имени Лермонтова в нескольких номинациях, а также и творческие встречи с поэтами, писателями и актёрами в Зелёном театре на усадьбе. На последнем, 43-м празднике поэзии, посвящённом 200-летию со дня рождения М.Ю. Лермонтова, который проходил 5 июля 2014 года, гостями праздника стали более 25 тысяч человек.
Глубок и многогранен Лермонтов прочитанный. Но Лермонтов, узнанный в «Тарханах», становится ближе и реальнее. И потому его стихи — лучший путеводитель по тарханским садам и парку. В них достаточно уединённых уголков, дававших волю фантазиям будущего поэта. Человеку с живым воображением они расскажут о многом.
Тарханские этюды... Чарующая красота места, соединённая с поэзией Лермонтова, не только восхищает, она утешает и врачует всех и особенно тех, кто приезжает в Тарханы в бесконечной усталости от забот и проблем. И все здесь приобретённое остаётся глубоко внутри, пробуждая желание привнести и в свою повседневную жизнь поэзию и красоту из страны детства поэта.

 

© В очерке использованы фотоматериалы из фонда Государственного Лермонтовского музея-заповедника «Тарханы», а также видеоролики Марины Павленко — лауреата Международного конкурса «Читаем Лермонтова», посвящённый 200-летию со дня рождения поэта.

 

   
  1. 5
  2. 4
  3. 3
  4. 2
  5. 1

(98 голосов, в среднем: 2.1 из 5)

Материалы на тему

Редакция напоминает, что в Москве проходит очередной конкурс писателей и журналистов МТК «Вечная Память», посвящённый 80-летию Победы! Все подробности на сайте конкурса: www.victorycontest.ru Добро пожаловать!