Текст статьи
Королева Вюртембергская-5... В 1846 году дочь Николая I, великая княжна Ольга Николаевна Романова вышла замуж за принца Вюртембергского. Принц наследовал королевскую власть и с 1864 года стал королём Вюртембергским Карлом I, Ольга — королевой Вюртембергской.
На склоне лет королева Вюртембергская постаралась и упорядочить свои воспоминания. Результатом её труда стал мемуарный документ эпохи. Это не просто мемуарный документ. Это свидетельство о том воспитании, которое свойственно было в России XIX века. Мемуары дочери Николая I — Ольги Николаевны — это, по сути, дневник девушки. Первое, что в нём бросается в глаза: огромная разница чувств, отношения к окружающему миру, к окружающим людям девушки XIX века и того восприятия мира, которое мы видим сейчас в наших современниках.
Это Россия, которую мы потеряли!
Королева Ольга прожила 70 лет и умерла в своём замке Фридрихсхафен в 1892 году, уважаемая и любимая всем Вюртембергским народом, по свидетельству авторов предисловия к парижскому изданию её мемуаров.
Посвящается моим горячо любимым внучатым племянницам принцессам Эльзе и Ольге Вюртембергским!
Королева Вюртембергская-5... Дорогие дети! Возможно, что в один прекрасный день, когда вы подрастёте, вы захотите узнать, какова была юность вашей Бабушки в далёкой стране, которая является также и родиной вашей матери. Возможно, что тогда уже не будет в живых никого из тех, кто жил вместе со мной, чтобы рассказать вам об этом. Я постараюсь собрать свои воспоминания в одно целое, чтобы вы узнали, какой счастливой была моя юность под кровом отцовской любви.
Моё желание — вызвать в ваших сердцах любовь и почитание к памяти наших Родителей, которых мы не перестанем любить и благословлять до нашего смертного часа. Им мы обязаны жизнью в драгоценном семейном союзе, который представляет собою единственное счастье на земле. Сохраните мой рассказ о нем неискаженным, чтобы отсвет этого тепла согревал вас всю жизнь! Этого желает вам ваша старая бабушка Ольга.
Начато в январе 1881 года.
Закончено 18 января 1883 года.
Королева Вюртембергская-5... В Шарлоттенбурге был завтрак с танцами, который запомнился мне потому, что котильон я танцевала с кронпринцем баварским Максом, племянником тёти Элизы (кронпринцессы Прусской). Там хотели, чтобы Макс женился на одной из нас. Подумали, конечно, сейчас же о Мэри. Но кронпринц, который нашел во мне сходство с владетельницей старого замка Гогеншвангау, изображённой на одной фреске, сказал себе: эта или никто. Он постоянно рассказывал о преданиях своих гор, своих поэтах, своей семье, своём отце, который не понимает его, своей мечте о собственном доме, а также о том, какие надежды он возлагал на свою будущую супругу, — словом, только о том, что явно вертелось вокруг него самого. Я часто говорила невпопад, оттого что страшно скучала, не понимая, что это его манера ухаживать. Никто не решался при нем приглашать меня танцевать, чтобы не прерывать нашего разговора, что меня очень сердило. Уже ожидали официального объявления нашей помолвки. Только я одна в своём ребячестве ничего об атом не подозревала. На следующий день, после завтрака в Шарлоттенбурге, когда молодёжь направилась пешком домой, кронпринц опять провожал меня. Я побежала вокруг пруда, чтобы избавиться от него. Он попробовал встретиться со мной, идя мне навстречу, тогда я бросилась к дяде Вильгельму, повисла на его руке и просила не покидать меня больше. В воротах Сансуси стояла женщина из Гессен-Дармштадта и продавала плетёные корзинки. Сначала я взяла одну, потом две, потом больше, оттого что они были очень красивы и могли служить прелестным подарком для оставшихся дома приятельниц. Кузены стали усмехаться, спрашивая по-немецки: «Однако ты хочешь раздать много корзин». (По-немецки «дать корзину» — это отклонить что-либо.) Тётя Элиза была явно возмущена этим намёком: «Кто позволил вам говорить о корзинах?» Мой немецкий язык был слишком слаб для того, чтобы понять этот намёк, но мне все же было не по себе. Наконец на помощь подоспела Мама: «Оставьте её в покое, она не понимает даже, чего вы от неё хотите». Она отвела Мэри и меня в сторону, объяснила намерения кронпринца Макса и рассмеялась громко, когда я в отчаянье закричала: «Нет, нет, нет!»
Королева Вюртембергская-5... Во время курса лечения ваннами в Крейте в Баварских Альпах на горизонте появился второй претендент на брак. Это тоже был принц Макс, но не из королевского Дома, а тот Макс Лейхтенбергский, который однажды, во время манёвров в Гатчине, так понравился Мэри. Его мать, принцесса Августа Баварская, сестра короля, была замужем за Евгением Богарне, их сын получил титул герцога Лейхтенбергского.
После смерти своего мужа принцесса Баварская большую часть времени проводила в своём замке Эйхштеттен или в Анконе и с успехом управляла очень значительным состоянием своих детей. Когда умер её старший сын (женатый на королеве Португальской) и все дочери были выданы замуж, вся её любовь сконцентрировалась на младшем сыне Максе, красивом, весёлом молодом человеке с очень симпатичным характером. Его происхождение со стороны отца, пасынка Наполеона, не было, конечно, блестящим. Мать его очень страдала, видя, что в Крейте, где вдовствующая королева Баварская Каролина строго придерживалась придворного этикета, её сын был низшим по рангу. Так, например, он сидел на табуретке, в то время как все остальные сидели в креслах, и должен был есть с серебра, тогда как все другие ели с золота. Он только смеялся, совершенно не придавая этому значения. Папа же он понравился, и он надеялся, что Макс будет тем мужем, который последует за Мэри в Россию. Внимание Папа к его матери очень нравилось последней, когда же Пана упомянул о возможности брака, её счастье было безграничным. Макс же, не видевший Мари со своего посещения России и никогда не забывавший её, был в восторге. Он сейчас же согласился на условие Папа: поступить в русскую армию, а также крестить и воспитывать детей в православной вере. Они, а также он сам становились членами Императорской Фамилии и имели те же права и титулы. Матери Макса было нелегко думать о русских крестинах её будущих внуков, что для неё было ересью, но в конце концов она согласилась, и в октябре того же года Макс прибыл в Царское Село.
Королева Вюртембергская-5... Прежде чем я перейду к событиям после нашего возвращения, я должна ещё упомянуть о посещении Папа короля Вюртембергского в замке последнего Фридрихсхафен. Там были королева, ещё очень красивая женщина, три дочери, причём младшая, Екатерина, прелестная и очень женственная. Кронпринцу Карлу (впоследствии моему мужу) было пятнадцать лет. Это был симпатичный мальчик с интересным, но грустным лицом. Его отец, отличавшийся трудным характером, относился к нему деспотически. Кроме них, был ещё там герцог Вильгельм Вюртембергский, тощий и длинный, настоящий Дон Кихот. Все были довольно молчаливы, не было уюта и чувства симпатии друг к другу. И Карл не сохранил приятных воспоминаний об этой встрече. Папа был рад поскорее уехать оттуда.
Но вернёмся опять к Максу и Мэри. Она была влюблена и чувствовала себя на верху блаженства. 6 декабря в Петербурге, в церкви Эрмитажа, была торжественно объявлена помолвка. Мэри в русском парадном платье была очень хороша: белый тюль, затканный серебром и осыпанный розами, обволакивал её. Мама сама придумала её наряд. Он был так прекрасен, что с тех пор стало традицией надевать его во всех парадных случаях.
Королева Вюртембергская-5... Мэри и в самом деле осталась в России, — не потерять её и приобрести такого милого и хорошего зятя делало нас всех счастливыми. Все, казалось, было к лучшему. Но общественность судила иначе: внук Богарне, принц по милости Наполеона, смесь французской и немецкой крови — что за странные элементы проникали в Царскую Семью! И Саша не видел тоже ничего хорошего в этом и писал о своих сомнениях из Италии, где он должен был оставаться ещё некоторое время. Даже одна из тёток разделяла его заботу о том, что Великая княжна, остававшаяся со своим мужем в России, может только повредить благодаря своему влиянию па то или иное. Бедный Макс! Он отдал сердце и душу совершенно чистосердечно, безо всякой мысли о том, что за заботы может вызвать этот его шаг. Он был красивым мальчиком, хорошим танцором и любезным кавалером, живой и весёлый. Вначале гарнизонная жизнь причиняла ему некоторые трудности, так же как и более строгие правила жизни в Петербурге; у него дома парило гораздо больше свободы в общении людей из различных классов. Принц Лейхтенбергский интересовался искусством и понимал его, и Папа назначил его председателем Академии художеств. Он интересовался также ботаникой и имел значительные познания в области минералогии. Это позволило ему общаться со знатоками и профессорами, сделало его популярным. Он учредил научное общество, чтобы предоставить новейшие открытия в области естествознания в помощь промышленности. Гальванопластическая фабрика Шопена была основана на средства, которые предоставил Макс. Вызвало немало удивления, когда общество узнало, что он был учредителем промышленного предприятия и его акционером. Его прекрасные начинания были превратно истолкованы людьми совершенно недостойными. Это было его первым разочарованием до того, как из-за своего плохого здоровья он должен был надолго уехать от нас. Но не буду начинать седлать коня с хвоста: до свадьбы оставалось ещё шесть месяцев.
Королева Вюртембергская-5... Мэри и Макс, эта совершенно откровенно друг в друга влюблённая пара, были для младших членов семьи постоянным предметом любопытства. Я, назначенная к ним «жандармом», видела свои обязанности в том, чтобы главным образом отвлекать от них внимание. Я располагалась, например, в другом конце комнаты таким образом, чтобы Кости и Адини сидели спиной к жениху с невестой, и рассказывала им необычайно длинную и интересную историю, которая тянулась все время, пока Макс был в Петербурге. В то время я была исполнена самых жертвенных чувств: ничто не казалось мне прекраснее того, чтобы отдать сердце и душу за того, кого любишь. Это чувство укреплялось чтением таких книг, как «Тереза, или Маленькая христолюбивая сестра», и ей подобных. История одной девочки, которая во времена французской революции пошла на эшафот, чтобы спасти жизнь своей подруги, привела меня на вершину моей жертвенности. Если обстоятельства для жертвоприношения и не совсем подходили к случаю, то мне все же удалось этой трогательной историей вызвать у моей аудитории слезы. Мой рассказ был настолько трагичен, что меня попросили даже, чтобы я как-нибудь смягчила конец. Если мои чувства и мысли и были несколько экзальтированными, то все это оправдывалось тем благородным побуждением, которым они были вызваны.
В то время одна смерть следовала за другой, искренне огорчая наших Родителей. Особенно убита была Мама смертью своей камер-фрау Киогель; последняя была дана ей вместе с приданым из Берлина; в нашем доме вообще было традицией почитать старых слуг, но к ней Мама относилась особенно сердечно. В Риме умер князь Ливен, который сопровождал туда Сашу. На его место был назначен Алексей Орлов.
Королева Вюртембергская-5... Не могу не упомянуть о назначении графа Бобрииского ко мне камергером. Он был так любим всеми нами за его приятный и добросовестный характер, что мы называли его «дядей». Это назначение сгладило неприятности, которые ему пришлось вынести из-за того, что он стал во главе предприятия, построившего первую железную дорогу между Петербургом и Павловском. Враги этого предприятия были неисчислимы; между ними был даже дядя Михаил. В этом предприятии видели зарождение новой революционной ячейки, которая могла привести к нивелировке классов и другим, ещё более страшным вещам. Дядя Михаил сдался только тогда, когда ему пообещали, что он получит в своём парке такую же беседку для музыки, как в Баден-Бадене и других немецких курортах.
Папа же для того, чтобы подать пример, устроил деревенскую поездку большим обществом по железной дороге из Петербурга в Царское Село. Это чуть не окончилось трагично. Искры, которые врывались в окно, зажгли скатерти, тотчас же поднялась общая паника, но, к счастью, все обошлось без серьёзных последствий. Только некоторым дамам сделалось дурно. Говорили, что пример прекрасного поведения проявил маленький граф Пальфи, который тоже участвовал в этой поездке. Как всегда с непокрытой головой, он остался непоколебимо на своём месте в то время, как искры падали на него. Но вообще все прошло благополучно и к общему удовольствию, и графа Бобринского напропалую хвалили. Он вообще любил нововведения и был первым, кто ввёл посадку сахарной свёклы у себя в имениях, а затем выписал паровые машины и английских механиков, чтобы начать фабричным способом делать сахар.
1839 ГОД
Королева Вюртембергская-5... В то время как Саша отсутствовал, а Мэри была всецело поглощена своим женихом, я снова сблизилась с Адини, которая постепенно превращалась в подростка. Прелестная девочка, беспечная как жаворонок, распространявшая вокруг себя только радость. Ранняя смерть — это привилегия избранных натур. Я вижу Адини не иначе как всю окутанную солнцем.
Совсем ещё маленьким ребёнком она привлекала к себе прелестью своей болтовни. Она обладала богатой фантазией и прекрасно представляла не только людей, но даже исторические персонажи, словно переселяясь в них. В одиннадцать лет она могла вести за столом разговор, сидя рядом с кем-нибудь незнакомым, как взрослая, и не казаться преждевременно развитой: её грациозная прелесть и хитрая мордочка говорили за себя. Все в доме любили её, дети придворных её возраста просто обожали. Я уже упомянула, что у неё было прекрасное сопрано. Придворные дамы, понимавшие толк в пении, время от времени занимались с ней, отчего она даже была в состоянии, если и не без сердцебиения, петь дуэты со старым певцом Юлиани. Он преподавал пение в Театральном училище, и Адини была очень польщена тем, что он принимал её всерьёз. Грациозность сказывалась во всем, что она делала, играла ли она со своей собакой, влезала ли на горку или же просто надевала перчатки. Её движения напоминали Мама, от которой она унаследовала гибкую спину и широкие плечи. В семье она называлась всеми «Домовой». Её английская воспитательница, поставившая себе задачей закалить Адини, выходила с ней на прогулку во всякую погоду, что в один прекрасный день вызвало сильный бронхит и её жизнь была в опасности. Благодаря своему прекрасному организму она оправилась совершенно, но с болезнью исчез в ней ребёнок. Близость смерти сделала её совершенно иной. Смысл жизни и мысли о потустороннем стали занимать её. Вся исполненная особого благоговения, готовилась она к посту, вместе со мной к Причастию. Бажанов, наш духовник, заметил, что она производит впечатление, точно едва ступает по земле. И несмотря на это она отнюдь не была натурой, которые теряются в неведомом, она осталась по-прежнему весёлой, стала только более спокойной и гармоничной, чем прежде. Мы много говорили с ней, особенно о будущем, так как мы были ещё очень молоды, чтобы говорить о прошлом. Чаще всего речь шла о наших будущих детях, которых мы уже страстно любили и верили, что внушим им уважение ко всему прекрасному и прежде всего к предкам и их делам и привьём им любовь и преданность семье. Наши будущие мужья не занимали нас совершенно, было достаточно, что они представлялись нам безупречными и исполненными благородства.
Королева Вюртембергская-5... В то время у нас появилась новая фрейлина. Вера Столыпина. После Марии Барятинской она стала мне очень близка. Дружба, которая была между нами, носила скорее товарищеский характер и была совершенно иной, чем с Марией. Она была сиротой нашего возраста. Симпатия с обеих сторон проявилась с первого взгляда, когда мы в том году увидели её впервые на выпускном экзамене в Смольном, где присутствовали как заместительницы Мама. Вера была в числе девиц, окончивших институт. По нашему настоянию навели справки о ней. Она жила у своих Дедушки с Бабушкой, и они очень неохотно дали своё согласие на назначение её ко Двору, оттого что она была ещё очень молода. Вначале её отпускали к нам только днём, с тем чтобы ежевечерне она возвращалась домой. Адини и я были очень счастливы иметь её при нас. Серьёзность и весёлость переплелись в ней очень удачно. Маленький, может быть даже незначительный, случай может послужить тому примером. После балов или других светских развлечений, которые доставляли ей особенное удовольствие, она любила на следующий день «как противоядие», как она сама говорила, заниматься особенно серьёзным чтением или решением трудных задач, чтобы «умертвить плоть». Такова была наша маленькая Вера. Сколько часов веселья, радости или ненастья мы разделили с ней!
Королева Вюртембергская-5... Наша тётя Елена (жена Великого князя Михаила Павловича) находила, что мы живём слишком замкнуто среди одинаково мыслящих, ни одна новая идея не проникает к нам и нас нужно бы несколько встряхнуть в нашем девичьем спокойствии. В один прекрасный день она услышала, как мы поем припев одного романса о том, что только озарённый любовью день прекрасен, и спросила нас, понимаем ли мы смысл этих слов. Последовали один за другим вопросы, из которых стало ясно, насколько мы слепы и далеки от жизни. Приобщением к светской жизни, конечно, я обязана ей. Она приезжала за мною, чтобы взять на свои вечера, на которые приглашали массу молодёжи; в Михайловском дворце устраивались живые картины, в которых должна была принимать участие и я, и однажды меня пригласили на несколько часов на Елагин остров. Там я произвела, как мне потом говорили, впечатление вспугнутой лани. В фейерверке игривых слов, галантных шуток и ничего не значащей болтовни, как это принято молодёжью в обществе, я чувствовала себя вначале потерянной. Это была атмосфера, полная магнетической силы, свойственной молодёжи, и в конце концов и я подпала под её влияние. Я поймала на себе взгляд, который уже сопровождал меня в обществе тёти Елены. Прежде чем я успела что-то понять, этот взгляд уже заглянул в мою душу. Я не могу передать того, что я пережила тогда: сначала испуг, потом удовлетворение и, наконец, радость и веселье. По дороге домой я была очень разговорчива и необычайно откровенна и рассказала Анне Алексеевне обо всех моих впечатлениях. Она стала моей поверенной, и ни одного чувства я не скрыла от неё. Я вспоминаю ещё сегодня, как она спросила меня: «Нравится он Вам?» — «Я не знаю, — ответила я, — но я нравлюсь ему». — «Что же это значит?» — «Мне это доставляет удовольствие». — «Знаете ли Вы, что это ведёт к кокетству и что это значит?» — «Нет». — «Из кокетства развивается интерес, из последнего внимание и чувство, с чувством же вся будущность может пошатнуться; Вы знаете прекрасно, что замужество с неравным для Вас невозможно. Если же Вам подобное «доставляет удовольствие», то это опасное удовольствие, которое не может хорошо кончиться. О Вас начнут сплетничать, репутация молодой девушки в Вашем положении очень чувствительна; не преминут задеть насмешкой и того, кто стоит над Вами. Помните это всегда!»
Несколько дней спустя пришло письмо от Саши, которого я так любила и мнение которого для меня значило все. Это письмо оказалось значительным для всей моей последующей жизни, если бы события и повернулись иначе, чем я тогда могла думать. Саша совершенно поправился и, покинув Италию, проводил весну в Вене. Эрцгерцоги Альбрехт, Карл Фердинанд и Стефан, которые были с ним одного возраста, сейчас же подружились со своим гостем. Стефана же, сына Венгерского палатина эрцгерцога Иосифа, женатого первым браком на покойной сестре Папа, он любил особенно. Стефан выделялся своими способностями, что предсказывало ему блестящую будущность. Он любил Венгрию и по-венгерски говорил так же свободно, как по-немецки, и в Будапеште в нем видели наследника его отца. Саша, исполненный братской любви ко мне, написал Родителям, что Стефан достойнее меня, чем великолепный Макс (кронпринц Баварский, никому в нашей семье не понравившийся). Стефан был приглашён на свадьбу Мэри, назначенную летом, и это приглашение Веной было принято. Я же считала себя уже невестой. Слово, данное мною в глубине сердца совершенно неведомому мне Стефану, уберегло меня от всевозможных неожиданностей чувства. Я придерживалась этого немого обещания до того дня, как встретилась с Карлом и моё сердце заговорило для него. Но до этого дня ещё далеко.
Здесь я должна рассказать немного о Саше и его поездке по Германии, где он посетил Мюнхен, Штутгарт и Карлсруэ. Там, в Карлсруэ, была принцесса, подходившая ему по возрасту, которая могла бы стать его невестой. Она сидела за столом рядом с ним, и ему предоставили возможность разговаривать с ней долго и подробно. О чём же говорила она? О Гёте и о Шиллере, пока Саша, совершенно обескураженный, не отказался от этого разговора. Было взаимное разочарование, и Саша уехал, во Франкфурт, чтобы оттуда проехать в Англию. Весной, уже в Берлине, он пережил подобное же разочарование с Лилли, принцессой Мекленбург-Стрелицкой, и его свита не переставала дразнить его неудачными невестами. Один из свиты — кажется, Барятинский — заметил: «Есть ещё одна молодая принцесса в Дармштадте, которую мы забыли посмотреть». — «Нет, благодарю, — ответил Саша, — с меня довольно, все они скучные и безвкусные». И все же он поехал туда, и Провидению было это угодно. Под вечер он прибыл в Дармштадт. Старый герцог принял его, окружённый сыновьями и невестками. В кортеже совершенно безучастно следовала и девушка с длинными, детскими локонами. Отец взял её за руку, чтобы познакомить с Сашей. Она как раз ела вишни, и в тот момент, как Саша обратился к ней, ей пришлось сначала выплюнуть косточку в руку, чтобы ответить ему. Настолько мало она рассчитывала на то, что будет замечена. Это была наша дорогая Мари, которая потом стала супругой Саши. Уже первое слово, сказанное ему, заставило его насторожиться: она не была бездушной куклой, как другие, не жеманилась и не хотела нравиться. Вместо тех двух часов, которые были намечены, он пробыл два дня в доме её отца. Никто до сих пор ничего не слыхал об этой принцессе, выросшей очень замкнуто со своим братом Александром, в то время как остальные братья уже были давно женаты. Стали собирать сведения, Мама написала Елизавете, дочери тёти Марьянны, чтобы узнать побольше. Ответ был очень положительным. Правда, ей ещё не было и пятнадцати лет, но она была очень серьёзна по натуре, очень проста в своих привычках, добра, религиозна и должна была как раз конфирмоваться. Нельзя было терять времени. Можно себе представить, какое волнение вызвало в Дармштадте, да и во всей Германии известие, что внимание Саши остановилось на девушке, о существовании которой до сих пор никто ничего не знал. Неужели он в самом деле станет её женихом и не было ли это похоже на то, что выбор Наследника русского престола пал на Сандрильону (Сандрильона — Золушка)?
Королева Вюртембергская-5... Саша прибыл в Лондон, когда «сезон» был в полном разгаре. Свободно воспитанные девушки, поездки верхом в Гайд-парке, пикники на свежем воздухе с весёлыми элегантными людьми — все это очень понравилось ему. Королеве Виктории, в то время ещё незамужней, было 19 лет. Говорили, что она краснела, когда упоминалось его имя. Когда он склонился к её руке, она приятельски хлопнула его по щеке. Он видел всю Англию от Лондона до Эдинбурга и посетил все промышленные и живописные центры страны. Но нужно было думать и о возвращении домой ввиду того, что на 1 июля (день рождения Мама) была назначена свадьба Мэри. Везде, где он побывал, о нем все сохранили самые лучшие воспоминания, главным образом благодаря его необычайной доброте.
Жаркое лето этого года мы проводили в Елагином дворце, откуда, если это было нужно, могли ездить в Петербург. Приданое Мэри было выставлено в трёх залах Зимнего дворца: целые батареи фарфора, стекла, серебра, столовое белье, словом, все, что нужно для стола, в одном зале; в другом — серебряные и золотые принадлежности туалета, белье, шубы, кружева, платья, и в третьем зале — русские костюмы, в количестве двенадцати, и между ними — подвенечное платье, воскресный туалет, так же как и парадные платья со всеми к ним полагающимися драгоценностями, которые были выставлены в стеклянных шкафах: ожерелья из сапфиров и изумрудов, драгоценности из бирюзы и рубинов. От Макса она получила шесть рядов самого отборного жемчуга. Кроме этого приданого, Мэри получила от Папа дворец (который был освящён только в 1844 году) и прелестную усадьбу Сергиевское, лежавшую по Петергофскому шоссе и купленную у Нарышкиных. Я не буду описывать свадьбу и все к ней относящиеся торжества. В пурпурной императорской мантии, отделанной горностаем, Мэри выглядела невыгодно: она совершенно скрывала тонкую фигуру, и корона Великой княжны тяжело лежала на её лбу и не шла к её тонкому личику. Но его выражение было приветливым, даже весёлым, а не сосредоточенным, как-то полагалось. В браке она видела освобождение от девичества, а не ответственность и обязанности, которые она принимала на себя.
Королева Вюртембергская-5... Эрцгерцога Стефана не было на свадьбе. Только потом мы узнали, что его мачеха (урождённая принцесса Вюртембергская) воспрепятствовала этой поездке из ревности к своей предшественнице (сестре Папа) и не желала поэтому иметь Великую княжну своей невесткой. Тогда же только мы получили извещение из Вены о том, что поездка Стефана в Россию отложена. Таким образом, приехал только эрцгерцог Альбрехт. Я заметила вскоре, что он был влюблён в меня; это меня очень испугало не только из-за моего внутреннего обещания, но и оттого, что он не нравился мне физически, несмотря на то что он был как моим, так и моей семьи лучшим другом. Постоянно я прибегала к Мама, как только он появлялся, чтобы мне не оставаться с ним наедине. Он прогостил у нас некоторое время, чтобы отбывать военную службу. Папа очень любил его; он был главным образом солдатом. В битве при Анторце он впоследствии доказал это. Скромный, воспитанный по-спартански, необычайно чистый по натуре, этот молодой человек, как все люди, имевшие благородное сердце, питал глубокое уважение к Папа.
После свадебных торжеств мы возвратились в покой нашего Петергофского дворца. Какая благодать после всех шумных празднеств! Но для Родителей отсутствие Мэри было очень чувствительным. Меня невозможно было сравнить с ней, и заменить её я никак не могла, наши натуры были полными противоположностями. И Адини была иной, чем я, но все-таки мы прекрасно ладили друг с другом. Но несмотря на все разности наших характеров, мы, старшие четверо, были очень дружны между собой. Мы жили одинаковой жизнью, в которой каждое слово, каждое впечатление звучало как один и тот же инструмент. Макс совершенно включился в этот семейный хор. Тётя Елена дразнила нас постоянно: «Вы как стадо баранов, один как другой, безо всяких особенностей природы». Она, несомненно, в какой-то степени была права. Дисциплина, своими совершенно определёнными правилами державшая нас в границах, может, и могла у характера посредственного отнять всякую инициативу, но какой замечательной поддержкой была она нам!
Через шесть недель после свадьбы Мэри было торжественно объявлено, что она готовится стать матерью. Только Мама была сконфужена: она сама всегда старалась скрыть своё положение до пятого месяца. Но в общем этот год принёс много забот.
Королева Вюртембергская-5... Сначала поводом к этому был Саша. Не успел он вернуться из своего путешествия, которое принесло ему столько развлечений и удовольствия, как его любовь к Ольге Калиновской снова разгорелась жарким пламенем. (Он уезжал с очень тяжёлым сердцем из боязни, что её выдадут без него замуж.) Несколько раз заявлял он о том, что из-за неё согласен отказаться от всего. Он доверился дяде Михаилу, и тот, вместо того чтобы призвать его к благоразумию, указал ему на свой собственный брак, жертвой которого он был, женившись не по любви. Папа был очень недоволен слабостью Саши. Ещё в марте он говорил о том, что согласен жениться на принцессе Дармштадской, а теперь после четырёх месяцев уже хотел порвать с нею. Это были тяжёлые дни. Решили, что Ольга должна покинуть Двор. Польские родственники приняли её, и мы увидели её только позднее, уже замужем за графом Огинским. Была ли она достойна такой большой любви? Мне трудно ответить на это. В нашем кругу молодёжи она никогда не играла роли и ничем не выделялась. У неё были большие тёмные глаза, но без особого выражения; в ней была несомненная прелесть, но кошачьего характера, свойственная полькам, которая особенно действует на мужчин. В общем, она не была ни умна, ни сентиментальна, ни остроумна и не имела никаких интересов. Поведение её было безукоризненно и её отношения со всеми прекрасны, но дружна она не была ни с кем. Впрочем, как сирота, без семейных советов оставленная жить в обществе, считавшемся поверхностным и фривольным, она должна была встречать сочувствие. И Папа, относившийся по-отечески тепло к молодым людям, жалел её от всей души. Но, однако он и минуты не колебался поступить так, как считал правильным. Он поговорил с нею и сказал ей в простых словах, что не только два сердца, но будущность целого государства поставлена на карту. Чтобы укрепить её решение и подбодрить её, он говорил о достоинстве отказа и жертвенности, и слова его должны были так подействовать на неё, что она поняла и благодарила его в слезах.
Королева Вюртембергская-5... Саша же, который в то время был в Могилеве, тяжело захворал, и Мама, здоровье которой пошатнулось из-за этой истории, тоже заболела. Мой отец должен был как раз в то время предпринять поездку и ездил инспектировать из города в город. Я посылала ему письма, написанные под диктовку Мама и сопровождённые постскриптумами докторов. Последние боялись воспаления лёгких и советовали отцу вернуться. Очень испуганный, он сейчас же решил возвращаться и, путешествуя день и ночь, прибыл домой, где нашёл Мама вне опасности. Но вечером в день его приезда слегла я.
Мои силы не выдержали стольких тревог и волнений. Я заболела нервной горячкой и провела 47 дней в постели. При первой попытке встать я должна была снова начать учиться ходить, опираясь на Адини и Анну Алексеевну. Какой восторг, какое сладкое сознание счастья поправиться в семнадцать лет! Снова ощущать себя подаренной жизни и сознавать, как ты любима! Да, главное — это быть любимой! Мне всегда казалось, что я была менее любимой Родителями, чем мои братья и сестры. И вот я могла ощутить, что и ко мне они питали такие же чувства. Адини часами сидела на краю моей постели и рассказывала мне обо всем, что произошло за время моей болезни. Служили молебны о моем выздоровлении в комнатах Мама, на которых Папа присутствовал всегда в слезах, не чая видеть меня больше здоровой. Однажды читали Евангелие о воскрешении дочери Иаира.
Папа упрекал себя в неверии в Провидение, и что невозможно людям услышал Господь! С того дня я стала поправляться. Радуясь, что мне стало лучше, Папа непременно хотел подарить мне какую-нибудь драгоценность. Но врачи запретили ему: никакое волнение, ни радостное, ни печальное, не должно было коснуться меня, чтобы не расстраивать нервы. Он должен был спрятать футляр в карман, покуда не был снят запрет. Как я была счастлива получить этот подарок. Это была Sevigne — украшение в виде банта с жемчужной подвеской грушевидной формы. Я храню её ещё до сих пор, и она считается фамильной драгоценностью.
Королева Вюртембергская-5... Для Мама осень и зима этого года были печальными. Она страдала лёгкими, и ей было запрещено не только выезжать, но много принимать у себя. Каждое утро меня переносили к ней. Анна Алексеевна читала нам по-русски. По вечерам ко мне приходили молодые фрейлины, чаще других Вера Столыпина. Мы поверяли друг другу наши желания и мысли, мы говорили о наших ошибках и недостатках и мечтали устранить их, энергично работая над собой. Но какую же работу можно выполнять, оставаясь в девушках! Таким образом у нас пробудилась мысль о замужестве. Для Веры был выбор свободен, для меня очень ограничен, особенно если герой моей мечты окажется не одного со мной круга. Такие мысли вызывали во мне грусть, сознание, что я родилась Великой княжной, угнетало. Но четверть часа спустя мы уже хохотали из-за какого-нибудь пустяка или шутки, как это свойственно молодым девушкам, и все кончалось тем, что мы благодарили Бога, что жизнь так прекрасна.
1840 ГОД
Королева Вюртембергская-5... Накануне Нового года Папа появился у постели каждого из нас, семи детей, чтобы благословить нас. Прижавшись головкой к его плечу, я сказала ему, как я благодарна ему за всю ту заботу и любовь, которые он проявлял ко мне во время моей болезни. «Не благодари меня, — ответил он, — то, что я чувствую, естественно; когда у тебя самой будут дети, ты поймёшь меня».
Масленица этого года прошла для нас незаметно. Я вспоминаю только один бал у тёти Елены. На мне была сетка из бархатных лент, чтобы скрыть мою бритую голову. Папа был очень огорчён тем, что пришлось обрезать мои длинные косы, которыми он так гордился.
Я упустила упомянуть, что мы снова жили в Зимнем дворце. В Страстную субботу 1838 года там была освящена церковь. В день свадьбы Мэри мы провели в Зимнем дворце одну ночь и переехали туда окончательно в ноябре. За двенадцать месяцев дворец был снова восстановлен благодаря усердию Клейнмихеля. Перед нашим переездом во дворце топили день и ночь, чтобы изгнать из него сырость. В нем устроили новое отопление, подобие центрального, которое совершенно высушило воздух. Чтобы устранить этот недостаток, к нам в комнаты внесли лоханки со снегом и водой, и я думаю, что это произвело очень неблагоприятное действие на наши лёгкие. Только спустя тридцать лет, благодаря успеху гигиены, было устроено новое, более полезное отопление с вентиляцией.
Королева Вюртембергская-5... Помещения для нас, детей, были в нижнем этаже, под апартаментами Родителей. Из комнат, расположенных на юг, открывался чудесный вид на Неву, крепость и Биржу. Своды с колоннами помогали приспособить для жилья интерьер этих громадных комнат, и мы чувствовали себя очень уютно. Наши спальни были низкими, моя рабочая комната, с четырьмя окнами, очень большой и не слишком тёплой; я предпочитала ей библиотеку, где стояли мои шкафы и мой рояль. Мой рабочий стол стоял между двумя колоннами, очень укромно и приятно. Для этого помещения я получила от Папа прекрасные картины, частью те, которые принадлежали ещё Бабушке, частью же копии из Эрмитажа.
И здоровье Саши было окончательно восстановлено. Он раскаивался в своём заблуждении и уехал весной в Германию. 4 марта в Дармштадте была объявлена его помолвка. Барятинский привёз его письма и рассказывал о торжестве, на котором он присутствовал. Он прибыл утром, и обрадованный Папа сейчас же повёл его к постели Мама, чтобы он рассказал ей о счастливом событии. Мы прибежали со всех сторон и обнимались, и целовались, как на Пасху.
Мари завоевала сердца всех тех русских, которые могли познакомиться с ней. В ней соединялось врождённое достоинство с необыкновенной естественностью. Каждому она умела сказать своё, без единого лишнего слова, с тем естественным тактом, которым отличаются прекрасные души. Саша с каждым днём привязывался к ней все больше, чувствуя, что его выбор пал на Богом данную. Их взаимное доверие росло по мере того, как они узнавали друг друга. Папа всегда начинал свои письма к ней словами: «Благословенно Твоё Имя, Мария».
Королева Вюртембергская-5... 29 марта родился первый ребёнок Мэри, маленькая Адини, прелестная девочка с каштановыми волосами и большими темными глазами, совершенный портрет своего отца. Первый ребёнок! Какая несказанная радость! Мэри была идеальной матерью, нежная, исполненная заботы и очень ловкая. Она не только сумела добиться от своих детей послушания — они любили её и уважали, и её авторитет все увеличивался с годами. Её дети были для неё также оплотом и защитой от всех жизненных разочарований, вытекавших из непостоянства её натуры. Как я любила потом прелестную картину, когда она в детской, окружённая всей своей румянощекой детворой, с новорождённым на руках, сидела с ними на полу.
Королева Вюртембергская-5... В то время тётя Елена направляла всю свою энергию на то, чтобы поженить меня и своего брата, принца Фридриха Вюртембергского. Тот, в свою очередь, старался избежать брака со старшей дочерью короля Вильгельма Вюртембергского, которая считалась политически развитой, что было в его глазах большим пороком. Тётя Елена подумала обо мне и уверяла, что её брат заинтересовался мною уже после своего первого визита в Россию в 1837 году. Она расхваливала его на все лады, подчёркивала, какие блестящие перспективы открывались перед ним ввиду того, что кронпринц Карл слишком болезнен и слаб, чтобы управлять государством. Так она судила о моем дорогом Карле! Кто мог думать тогда о том, что в один прекрасный день я стану его счастливой женой! Папа ответил ей: она свободна выбирать кого хочет: он никогда не будет влиять на меня, и об этом плане он тоже ничего не скажет мне ввиду того, что знает, как я отношусь к мысли о замужестве из-за моей юности. Фриц, который в то время долго гостил у тёти Елены, приходил к нам по вечерам как родственник, без доклада. Его посещения учащались, я чувствовала его намерения и однажды рассказала все об этом Мама, в ужасе и задыхаясь от негодования. Он был вдвое старше меня, в своё время он танцевал с Мама, он сверстник моих Родителей; я относилась к нему как к дяде, да ведь я же была связана своим обещанием! На следующий день было воскресенье. Когда Фриц пришёл в церковь во время обедни, как раз читали из Апостола о диаконе Св. Стефане. Конечно, я усмотрела в этом указание свыше, и Фрицу было окончательно в любезной форме отказано.
Королева Вюртембергская-5... Я совсем не спешила выходить замуж; мне было так хорошо, и я была так счастлива дома. Папа только смеялся, когда я говорила ему об этом. «Я сдержу своё слово, — говорил он, — ты свободна и можешь выбрать кого хочешь». — «Папа, решите вы за меня, мне кажется, я не смогу решиться покинуть вас». Он обнял меня и сказал серьёзно и ласково: «За кого ты выйдешь замуж, не зависит ни от меня, ни от тебя. Только один Господь решит это». Эти слова подействовали на меня как бальзам.
В июне из-за здоровья Мама предполагалось поехать в Эмс, но из Берлина написали тревожное письмо, и мы ускорили поездку. Генерал фон Раух нашёл Дедушку очень ослабевшим. Он несколько раз выразил желание видеть своих семерых детей у себя. Мы немедленно выехали. Уже в Сувалках нас ожидали тревожные вести. Сообщали из Берлина, что последние дни он не покидал постели. Какими ужасными были последующие дни. Мама и её сестры сменялись у постели больного. Вся остальная семья собиралась в салоне, так называемой Комнате попугаев, я почти всегда в обществе Саши и Марихен, младшей дочери тёти Марьянны. Дяди, их жены и другие бесчисленные родственники стояли группами, в зависимости от руководивших ими ревности или симпатии. Бывали сцены, граничившие с карикатурой. Тётя Элиза (кронпринцесса) держалась в стороне и очень тихо. Но как только она делала движение по направлению комнаты больного, все невестки тотчас же следовали за ней. Принц Карл старался их удержать, тогда Мэри (одна из невесток) делала ему сцену. Однажды Августа (впоследствии Императрица) с возмущением обратилась к старому принцу Августу и пожаловалась ему на такое поведение. Тот попробовал снова восстановить мир между ними. Насколько задушевно было отношение семи детей и Дедушки между собой, настолько плохо ладили между собой четыре невестки. Возможно, что виной этому была громадная разница их темпераментов. Мои Родители очень пенили тётю Элизу, и последующие события показали, что они не ошибались. В семье не любили её холодного вида и её спокойную, немного сухую манеру обращаться с людьми. Она же чувствовала, что её осуждают, и держалась в стороне от других, предпочитая им общество своих сестёр и мужа, который её обожал. Я была совершенно очарована ею и не находила её ни в какой мере холодной. Мне она казалась самой естественностью, чуждой всяких поз и фраз. Она была баваркой, католичкой и выросла в скромной домашней атмосфере, так как её отец, король Максимилиан I, вступил на престол только из-за неожиданной смерти своего брата. Она привыкла к южнонемецкому уюту и, попав в суровую и холодную атмосферу Прусского Двора, долго тосковала по родине. Но её супружеская жизнь была идеальной. Она была не только поверенной, но даже советницей своего мужа. Последние годы его жизни, во время его болезни, она была настоящей сестрой милосердия. Только вдовой — последняя королева Пруссии — она смогла завоевать симпатию нового Императора Вильгельма I и подружиться с Императрицей Августой. Таким образом, обе эти женщины наконец оценили и полюбили друг друга.
Королева Вюртембергская-5... В одно прекрасное утро Дедушка почувствовал себя лучше и захотел увидеть своих внуков. Он поздравил Сашу с помолвкой и сказал ему: «И моя мать была из Дармштадта». Мне он сделал жест снять чепчик и приказал: «Налево кругом», чтобы он мог видеть меня и сзади. «Выглядишь как новобранец», — сказал он, увидев мою бритую голову.
26 мая, в день Св. Троицы, семья присутствовала на богослужении в Малом дворце. Старый король причащался и благословил своих детей. Проповедь была очень трогательной, молились о продлении жизни короля, но вскоре после того, как Папа прибыл из Варшавы, часы деда были сочтены. Приезд Папа был последней радостью Дедушки. Он узнал его, хоть и не мог больше говорить, взял его за руку, прижал её к своему сердцу и посмотрел на Мама, точно хотел поблагодарить за то, что Папа так бережёт его горячо любимую дочь.
Королева Вюртембергская-5... Через несколько часов после этого нас всех позвали. В то время как мы стояли на коленях вокруг умирающего, священник читал отходную. Княгиня Лигниц (урождённая графиня Гаррах, морганатическая жена короля Фридриха Вильгельма III Прусского) стояла в изголовье и прижимала к вискам больного одеколон. Затем последовал вздох — молчание — наступил конец. Княгиня поцеловала его лоб, закрыла ему глаза и исчезла, чтобы предоставить место детям. Все рыдали, даже лейб-медик Гримм и старый камер-лакей Кинаст, — это была кончина патриарха. Для меня же это была первая смерть, которую мне довелось увидеть так близко.
Кронпринц, ставший теперь королём, искал глазами княгиню Лигниц, которая находилась в глубине комнаты. Он тепло поблагодарил её за любовь к его отцу и заверил в почтении и благодарности всей семьи. В этот день вечером семья собралась в нижнем этаже в комнатах моих Родителей, чтобы читать Евангелие.
Король начал с цитирования слов, которые он видел на стене в одной старой церкви Кёнигсберга: «Моё время в беспокойстве, моя надежда на Господа». Эти слова остались девизом на всю его жизнь.
Королева Вюртембергская-5... На следующий день мы с Мама встали рано. Покойного короля уже перевезли в часовню, где он лежал в шинели и фуражке на походной постели. Камер-лакей и один из адъютантов дежурили при нем. Кроме них никого не было. Таким образом, Мама могла без лишних свидетелей попрощаться со своим любимым отцом. Когда она кончила молиться, она попросила созвать старых слуг. Среди них были и служившие с времён королевы Луизы. Каждому из них она протянула руку и поблагодарила в тёплых, сердечных словах. Как они все плакали и обступили её! Я чувствовала ту любовь, которую они питали к своей прежней принцессе Шарлотте. После этого Мама обошла все комнаты дворца, вплоть до комнаты своей матери, которая оставалась закрытой с 1810 года, года её смерти. Так Мама прощалась со своим Отчим домом. Королева Вюртембергская-5...
