900 ДНЕЙ И НОЧЕЙ: «ГОВОРИТ ЛЕНИНГРАД…»

Текст статьи

900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... Общее собрание коммунистов Дирекции радиосвязи и радиовещания, состоявшееся в эти дни, выслушав сообщение секретаря парторганизации К.В. Соловьёвой о создающемся в Ленинграде народном ополчении, приняло решение о зачислении всех коммунистов в ряды ополченцев. Коммунисты все как один тут же на собрании подали заявления с просьбой отправить их на фронт. Этот патриотический порыв был понятен. Однако кто-то должен был остаться на радиостанции, ведь ни город, ни фронт не могли лишиться радиовещания и радиосвязи. Часть наших товарищей ушла в Действующую армию и ополчение, на радио была оставлена группа специалистов. Мы получили бронь, но нам, молодым здоровым мужчинам, было стыдно ходить по городу в штатской одежде. В то время таких, как мы, встречалось на улицах все меньше и меньше, город заполнили военные.

 

 

ВОЙНА БУДЕТ ДОЛГОЙ

900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... И вот 27 августа 1941 года все военнообязанные работники Дирекции радиосвязи и радиовещания получили предписание срочно явиться в райвоенкоматы. Там мы получили направление в штаб формируемого 376-го отдельного батальона связи. На улице Красного курсанта в огромных казармах формировалось сразу несколько частей, среди них и три отдельных батальона связи.
История создания батальонов связи обстоятельно описана маршалом войск связи, в то время наркомом связи И.Т. Пересыпкиным в книге «...А в бою ещё важней»:
«В один из первых дней войны сразу же по возвращении из Орши мне удалось попасть на приём к И.В. Сталину, что тогда было очень непросто. Во время доклада Сталин спросил меня, как обстоят дела в наркомате. Я пытался подробно доложить, но он перебил меня и вновь спросил: «А что требуется?» — и, подвинув ко мне большую стопку бумаги, сказал: «Пишите». Я сел за ничем не покрытый стол у стены и задумался. Потом начал писать, а Сталин ходил по кабинету, время от времени поглядывая на меня.
Нелегко было в столь необычной обстановке перечислить все то, что требуется в первую очередь. Нужд было очень много. Я понимал, что указать надо самое главное и кратко, но исписал несколько листов писчей бумаги.
Прочитав мою записку, И.В. Сталин написал на ней «Согласен» и сказал:
— Иди к Чадаеву, пусть выпускает закон. Так и сказал: «закон».
А.Я. Чадаев в то время был управляющий делами Совнаркома СССР...»
(Пересыпкин И. ...А в бою ещё важней. М., «Сов, Россия», 1970.)
Вскоре было принято решение, где в числе других мер по оказанию помощи Наркомату связи был один очень важный пункт: Наркомату было разрешено сформировать в Москве три ремонтно-восстановительных батальона.
Численность каждого из этих батальонов была установлена в пятьсот человек. Для их укомплектования Наркомат связи должен был выделить специалистов и весь остальной личный состав, а также автотранспорт и другое имущество. Военное обмундирование выделялось по распоряжению Наркомата обороны. 900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... Батальоны зачислялись на все виды довольствия Красной Армии.
Военный совет Ленинградского фронта последовал этому примеру и сформировал такие же батальоны связи в Ленинграде.
Далее И.Т. Пересыпкин отмечает:
«В ходе войны количество ремонтно-восстановительных батальонов непрерывно увеличивалось. В ремонтно-восстановительные части Наркомат связи направил наиболее квалифицированных специалистов предприятий связи.
В этих батальонах на одного рядового приходился один офицер или военный инженер. Создание ремонтно-восстановительных батальонов оказалось удачной формой организации аварийно-восстановительной службы во время войны, полностью себя оправдало и позволило сохранить основные кадры специалистов Москвы и Ленинграда».
Как уже говорилось, в Ленинграде было создано три таких батальона связи. В 372-й отдельный батальон вошли специалисты предприятий, обслуживающих линейно-кабельное хозяйство; 374-й батальон объединил предприятия Ленинградской городской телефонной сети и Ленинградской радиотрансляционной сети. На базе Ленинградского телеграфа, Междугородной станции и Ленинградской дирекции радиосвязи и радиовещания сформировали 376-й отдельный батальон связи. Комбатом нашего, 376-го был назначен капитан А.А. Михайлов, старейший специалист Ленинградского телеграфа, комиссаром — старший политрук Пучков, начальником штаба — старший политрук И.Ф. Юдзон. Бывших работников радиосвязи и радиовещания свели в 3-ю радиороту, командиром которой назначили В.М. Левшина. Я стал командиром взвода, состоявшего из пятнадцати человек бывших работников радиовещательного узла и двух красноармейцев. Большинство из нас не имели воинских званий, но получили назначение на командирские должности военинженеров, воентехников, командиров взводов. Я оказался в двойном подчинении: как командир взвода — командиру роты и комбату, а как начальник радиовещательного узла — директору Дирекции радиосвязи и радиовещания Н.А. Михайлову. В штате оказались и военнослужащие, и гражданские работники, в основном женщины.
Надев добротное обмундирование, мы никак не могли справиться со странным командирским снаряжением. Эта были светло-жёлтого цвета ремни с висящими длинными концами для пристёгивания палаша и кобуры, не принятого в Красной Армии образца. Потом нам пояснили, что это снаряжение румынских кавалерийских офицеров, доставшееся нам при присоединении Бессарабии. Это необычное снаряжение вызывало всеобщее удивление. Но вскоре мы сняли неудобные плечевые ремни («сбрую», как мы ее называли) и носили только поясной ремень, а потом получили обмундирование, принятое в Красной Армии, и стали выглядеть как остальные военнослужащие.
900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... До присвоения воинских званий мы получили приказание одеть в петлицы кубики согласно занимаемым должностям. Мне полагалось носить три кубика. (Воинские звания офицерам наших батальонов были присвоены уже потом, в сорок третьем году, одновременно с введением погон.)
Итак, мы стали воинским подразделением. Это ко многому обязывало и накладывало совершенно иной отпечаток на всю нашу деятельность. Раньше, находясь на казарменном положении, мы серьезно и дисциплинированно относились к работе, но все-таки считали за правило в свободные часы отлучиться домой. Теперь мы стали военнослужащими и на нас распространились требования военной дисциплины. Ужесточилась загрузка рабочего времени, были введены ежедневные военные занятия, изучение устава, строевая подготовка, изучение оружия. С этого момента прекратились всякие разговоры вроде: «Я сегодня не могу», «Мне нужно срочно домой» и т. д. Выход в город — только по увольнительной или командировочному предписанию: с патрулём шутки плохи. Да и наши штатские работники как-то сразу подтянулись, стали собранней, аккуратней и, главное, прониклись уважением к общей военной дисциплине. Одетые в форму командиров Красной Армии, мы забирались в дальний угол Михайловского сада и там подолгу отрабатывали элементы строевой подготовки, ружейные приёмы. В итоге большинство из нас выглядели заправскими военными: распрямились плечи, изменилась походка. У нас ввели дежурства и полный распорядок, как в настоящем воинском подразделении. Правда, не все получалось сразу. Связисты Миша Чижов и Саша Красоткин никак не могли привыкнуть к приветствию по-военному — прикладывая руку к головному убору. Они постоянно «козыряли» без фуражки или пилотки.
900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... Штаб 376-го отдельного батальона связи разместился в здании школы на углу проспекта Майорова и канала Грибоедова, ходить туда завтракать, обедать и ужинать было далековато, да и отнимало это много времени. Мы договорились о том, чтобы получать продукты и сдавать их в столовую Дома радио, где и стали питаться. Это было ещё одно ограничение выхода в город. Начпродом по совместительству выбрали техника связи Л.И. Коптева. Дежурства в центральной аппаратной нёс наш гражданский контингент, то есть по преимуществу женщины — К.М. Матвеева, А.И. Бисирина, Г.Брокер, М.Ф. Левшина, Е. Малютина, а также ставшие военнослужащими А.М. Мохов, Л.И. Бахвалов, А.М. Глинин.
29 июля 1941 года горком партии и исполком Ленгорсовета приняли решение о покрытии деревянных конструкций жилых и промышленных зданий огнезащитными составами. В Доме радио имелись большие чердаки с огромными фонарями верхнего света. Чердаки разделялись многочисленными деревянными перегородками, балки и стропила крыши тоже были деревянными. Команда МПВО Дома радио, укомплектованная из сотрудников Радиокомитета, и военнослужащие взвода нашего узла убрали все перегородки на чердаках, а деревянные конструкции покрыли белым огнезащитным составом.
Снятые перегородки, двери и рамы мы сложили в подвалах Дома радио. Как они пригодились нам в суровые, холодные зимние дни ноября — марта 1941-1942 годов! Все это превратилось в необходимое нам топливо для «буржуек» и прочих печурок.
Центральная аппаратная и студии Ленинградского радиокомитета размещались на четвёртом этаже Дома радио и, будучи двухсветными, занимали четвёртый и пятый этажи, над ними находился только один административный шестой этаж. Надстроенный седьмой располагался в глубине здания. Попадание любой фугасной бомбы и снаряда свободно пробивало бы лёгкие бетонные перекрытия шестого этажа. При этом выход из строя центральной аппаратной или студии был бы неминуем, что и подтвердилось в 1942 году, когда один из снарядов, попав в Дом радио, прошёл через шестой этаж, четвертую студию, пробил перекрытие во втором этаже и разорвался в буфете бывшего кинотеатра. Четвертая студия оказалась полностью выведенной из строя. Тогда, в 1941 году, серьёзно задумываясь над сложившимся положением, мы приняли решение о срочном создании резервного радиовещательного узла, способного принять на себя всю имеющуюся нагрузку и в случае необходимости обеспечить бесперебойное радиовещание в Ленинграде.
900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... Сигналы воздушной тревоги звучали все чаще. Фашистские самолёты, правда, в город ещё не проникали, и лишь 30 июля они сумели сбросить бомбы на Ленинградский аэропорт. Мы хорошо понимали, что с приближением войск противника к Ленинграду более интенсивные бомбёжки неизбежны. И чтобы радиосвязь не пострадала, резервную студию с аппаратной решили оборудовать в подвале центральной городской трансляционной сети. Наши специалисты проложили к этому узлу кабель и через крыши домов соединили резервными линиями с кабелем, идущим от Театра имени Пушкина в Дом радио.
В это время мне стало известно, что на один из складов отдельного восстановительного отряда связи попала часть демонтированного оборудования Таллинского радиодома. Его собирались отправлять дальше в глубь страны. Таллин был уже оккупирован. Это оборудование представляло для нас большую ценность.
С трудом добился я разрешения осмотреть оказавшееся у нас в Ленинграде таллинское оборудование. На складе никто ничего толком объяснить не мог: вот, мол, смотрите: эти наспех сколоченные ящики — из Таллина, а что в них — неизвестно. Документации никакой.
Решил забирать все, на месте разобраться что к чему. Однако совершенно ясно, что здесь только небольшая часть аппаратуры, а где остальное — никто не знал: возможно, осталось в Таллине, возможно, погибло вместе с пароходом. Эвакуация ведь проходила в спешке. Никто толком не мог сказать, от кого зависит выдача разрешения на получение оборудования. Пришлось ехать в Дирекцию к Н.А. Михайлову, запастись его письмом и доверенностью с указанием количества ящиков.
Начальник склада, увидя мои официальные документы и доверенность, подумав и куда-то позвонив, решил, по-видимому, что лучше отдать оборудование мне и иметь при этом у себя документы, чем возиться с его погрузкой и: отправкой неизвестно куда.
900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... С утра, собрав всех людей, свободных от дежурства, поехали на склад. На своём «пикапе» сделали несколько рейсов и перевезли оборудование в подвалы Дома радио. Сразу же собрались у заместителя председателя Радиокомитета В.А. Ходоренко, обсуждая варианты размещения резервного узла. Выбрали помещение, находящееся в стороне от действующих аппаратных и студий, чтобы в случае их разрушения продолжала работать резервная аппаратура. Выбор остановили на хорошем сухом подвале, имеющем выход на черную лестницу и во двор.
Вот в этом-то подвале и разместились студия площадью двадцать квадратных метров, фоническая, отгороженная от прохода в студию, аппаратная площадью тридцать квадратных метров и аккумуляторная. Аккумуляторную отделили кирпичной стенкой от остального помещения.
Лаборатория под руководством Б.Г. Поздеева и В.А. Олендского занялась обследованием таллинского оборудования. Кроме того, что полностью отсутствовали схемы и документация, ещё и надписи на ключах, кнопках, других приборах управления были на эстонском языке. К тому же вскоре выяснилось, что добытое с таким трудом оборудование некомплектно, многих компонентов не хватает. Все попытки найти их в Ленинграде успеха не дали.
Тем временем в подвале на новом, резервном радиоузле плотники установили перегородки, поставили уплотнённые двери в студию, выполнили необходимые строительные работы. Достали байку светло-бежевого цвета и обтянули ею стены, бетонный пол покрыли ковром. Получилась довольно уютная, с приличной акустикой студия.
900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... Пока наш «мозговой центр» изучал оборудование и составлял проект и схемы резервного узла, мы приступили к оборудованию аккумуляторной. И здесь нас ожидало немало трудностей. Решили демонтировать на четвёртом этаже половину аккумуляторных батарей и спустить их в подвал. Сразу возникли десятки вопросов: где достать колокол для паяльного аппарата, кислотоупорную краску для стеллажей, свинец, новые соединительные мостики? Получить это в военных условиях стоило больших трудов, но чаще выручали смекалка и изобретательность наших работников. Не было свинца — собрали и переплавили оболочки обрезков и кусков старых кабелей, изготовили формы и сами отлили мостики. Работа кипела: наверху демонтировали батареи, на носилках сносили вниз тяжёлые свинцовые пластины и сразу же монтировали элементы на новых стеллажах.
В течение трёх суток были выполнены работы, на которые в мирное время ушло бы около месяца. Батареи залили электролитом и поставили на подзарядку. Теперь мы имели два комплекта батарей в разных помещениях, подстраховывающих нас на возможные длительные выключения городской электроэнергии.
Параллельно шёл монтаж резервной центральной аппаратной, которая полностью дублировала и могла заменить основную, верхнюю. Резервный радиовещательный узел обеспечивал одновременную работу пяти каналов вещания, трансляцию центральных программ, связь со всеми радиостанциями города, городской трансляционной сетью. По сути дела, был создан второй радиовещательный узел, только с одной студией, но любая из верхних студий могла работать и через новую аппаратную в подвале. Включение их осуществлялось автоматически.
900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... Один из самых тяжелых эпизодов того времени связан с получением секретного приказа о срочной подготовке плана уничтожения и выведения из строя оборудования всего радиовещательного узла. Я никак не мог поверить, что ставший таким дорогим мне радиоузел придется разрушить собственными руками. Меня не оставляла мысль, что меры эти предусматриваются на всякий случай, что Ленинград никогда не будет сдан врагу, что город будем защищать до последнего вздоха и никогда его улицы не будет топтать сапог оккупанта.
Видя мою озабоченность, товарищи стали расспрашивать, что случилось, но я не имел права никому говорить о полученном приказе. Отделавшись какими-то общими фразами, я заперся в своем кабинете и с болью в сердце стал составлять план уничтожения нашего радиоузла. Сознание мое раздваивалось. С одной стороны, я продумывал способы уничтожения, не дающие никакой возможности восстановления узла. С другой — ловил себя на мысли: а вдруг нам придется тут же его восстанавливать? Как быть? Не лучше ли запланировать такие повреждения, которые легко можно будет исправить? Просидев несколько часов, я наконец составил этот ненавистный мне план и, положив его в сейф, тотчас же забыл о нем. Хорошо, что не вспомнили о нем и те, кто отдал приказ о его составлении.

 

 

В БЛОКАДЕ

900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... Враг подступал к городу все ближе и ближе. 29 августа 1941 года фашистские войска заняли Мгу, перерезав последнюю железную дорогу, ведущую в Ленинград. 30 августа вражеские войска заняли Ивановское и Усть-Тосно, расположенные на левом берегу Невы. Вплотную подступили они к пригородам, где находились наши приёмные радиостанции. Одну за другой их эвакуировали в город. Под огнём вывозили оборудование радиостанции в Сосновой Поляне близ Урицка. Радисты ушли с отступавшими частями Красной Армии. Когда в таком же положении оказалась и приёмная станция «Рыбацкое», её также эвакуировали в город.
Фашистская артиллерия обстреливала Колпино из района Ям — Ижора и Московской Славянки. Однако радиостанция «РВ-53» имени Кирова продолжала работать. Когда осколки снарядов перебили оттяжки одной мачты — в одну ночь повреждения устранили. Когда снарядом была разрушена стена машинного зала, персонал разобрал битый кирпич, вычистил машины, и станция продолжала работать. К вечеру того же дня новый снаряд повредил кожух силового трансформатора, началась утечка трансформаторного масла, но в места пробоин были забиты деревянные пробки, и утечка прекратилась.
Третьего сентября, когда я находился в центральной аппаратной, вдруг раздался телефонный звонок с «РВ-53»: мы выключились, сообщил кто-то растерянным голосом. Снаряд попал в камеры высокого напряжения, территория станции подвергается обстрелу.
900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... На станцию прибыли представители отдельного восстановительного отряда, руководимые А.С. Малышевым и А.Е. Суровцевым. Вместе с персоналом «РВ-53» они срочно демонтировали оборудование. Несмотря на непрекращающийся обстрел, вся аппаратура, оборудование и имущество радиостанции были аккуратно сняты, погружены в машины и под огнём вывезены в Ленинград. В 1942 году «РВ-53», перебазировавшись в черту города, опять вышла в эфир.
Когда завязались бои на подступах к городу Пушкин я проводная связь Ленинграда со страной была нарушена, сохранение средств радиосвязи стало самой важной, жизненно необходимой задачей. Основной радиостанцией, обеспечивающей связь Ленинграда с Москвой, со страной, была Пушкинская радиостанция имени Подбельского, начальником которой уже во время войны был назначен Леонид Павлович Щербаков, бывший ранее начальником нашего РВУ. В разгар жестоких боев на дальних подступах к Ленинграду пришлось срочно демонтировать передатчики этой радиостанции и перенести их сначала в Пушкинский парк, в концертный павильон Кваренги. И вот тут возникло серьезное затруднение с охлаждением ламп мощных каскадов передатчиков. В стационарных условиях они обычно охлаждались водой, ну а в павильоне водопровода не было. Инженер В.В. Пахомов предложил систему охлаждения ламп воздухом при помощи специальной воздуходувки и радиаторов. Здесь же скажу, что метод Пахомова и научного сотрудника Н.Л. Безладного по безводному охлаждению ламп полностью оправдал себя и спас передатчики в суровую блокадную зиму 1941-1942 года.
900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... В ночь на 1 сентября 1941 года инженеры К.И. Сливков, В.В. Пахомов и другие успели демонтировать один из передатчиков радиостанции с позывными РУУ («Ульяна», как называли его радисты) и перевезли его в Ленинград. Через двое суток напряженной работы он был установлен в глубоком подвале одного из флигелей Русского музея. На крыше музея в Михайловском саду соорудили невысокие мачты с подвешенными на них антеннами разных типов. Радиосвязь была восстановлена, и «Ульяна» уверенно поддерживала связь с Москвой. Начальником этой станции был назначен К.И. Сливков.
Техники Б.И. Разводов, Н.И. Рачинский и другие доставили в Ленинград из Пушкина и второй передатчик — РУО («Ольга»). Он был смонтирован в подвале Всесоюзного научно-исследовательского института метрологии имени Менделеева. Башня знаменитой Палаты мер и весов превратилась в одну из опор для подвески антенны. Возглавлял коллектив станции Б.И. Разводов.
Характерно, что оба передатчика работали на воздушном охлаждении, хотя в подвалах имелся водопровод. И когда с наступлением блокадной зимы, морозов поступление воды прекратилось, радиостанции продолжали вести передачи. К 14 сентября буквально на глазах передовых немецких частей пригородные радиостанции удалось эвакуировать.
900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... В Пушкине здание станции, мачты, силовое хозяйство были взорваны. Начальник радиостанции Л.П. Щербаков последним ушёл в Ленинград. Поздно ночью он добрался к нам на радио. От него мы узнали, что город Пушкин в руках врага.
Осенью 1941 года все передающие и приёмные радиостанции были перебазированы в черту города, смонтированы и пущены в эксплуатацию. Их разместили в подвалах многоэтажных зданий, имеющих надежные перекрытия и толстые стены. Так, два коротковолновых передатчика были установлены в одном из зданий Госбанка на канале Грибоедова. (Начальником этой станции стал военный инженер 3-го ранга И.Г. Рябов.) Ещё одну станцию оборудовали в подвале химического факультета Ленинградского университета. (Её начальником был А.И. Шиндяков.)
В первом этаже здания у Московских ворот ещё с довоенных времён работали два передатчика. В дальнейшем один из них перенесли в подвальное помещение здания на Лесном проспекте, где в саду удобно разместили антенны. Начальником станции назначили А.И. Куприянова, в мирное время работавшего в РВУ. Второй передатчик перебазировали в здание Русского музея.
Приёмная радиостанция, начальником которой работал А.И. Львов, разместилась в подвале одного из зданий Александро-Невской лавры, толстые стены и мощные перекрытия которого обеспечивали надёжную защиту от авиационных бомб и артснарядов. Приёмные радиостанции, руководимые Ф.В. Кушниром и А.Д. Стукманом, смонтировали в подвалах Дома учителя — бывшего дворца князя Юсупова.
900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... Вот в этих подвалах и работали радиостанции, здесь же жили на казарменном положении ленинградские специалисты, обеспечивая постоянную связь Ленинграда со страной. Голодные и обессиленные, под бомбёжками и артобстрелами, они восстанавливали разрушенные антенны и радиосети, не допускали остановки работы передатчиков и перерывов радиосвязи. Исправляя повреждённые антенны, погибли от артснаряда на боевом посту начальник радиостанции в Русском музее, молодой энергичный инженер В.И. Глацер и служащая радиостанции Е.И. Алтынова.
Не могу не сказать также о том множестве смелых, оригинальных изобретений, которые придумали и осуществили ленинградские связисты, находясь в безвыходных, казалось бы, ситуациях. Я уже говорил об оборудовании резервного радиоузла, о воздушном охлаждении ламп передатчиков и вот ещё пример — создание коротковолнового радиопередатчика.
Необходимость организации радиовещания на коротких волнах ощущалась все острее: несмотря на сжимавшееся кольцо блокады, страна должна была слышать голос Ленинграда, знать, как он живёт и борется. Но коротковолновых передатчиков в городе не было.
И выход был найден. Начальник радиостанции небольшой мощности «РВ-70», ведущей вещание, пока бездействовали основные — «РВ-53» и «Островки», А.И. Миронов предложил оригинальное решение переделки имевшегося телевизионного передатчика УКВ диапазона для радиовещания на коротких волнах. Реконструкция УКВ передатчика потребовала выполнения сложных работ и виртуозной изобретательности. Инженеры и техники радиостанции «РВ-70» под руководством А.И. Миронова и инженера А.В. Бурцева создали такой передатчик. Теперь голос Ленинграда звучал в эфире круглые сутки. На коротких волнах передачи принимала Москва, они могли транслироваться на всю страну.
900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... С Александром Ивановичем Мироновым нас связывала большая дружба. Меня восхищала его кипучая энергия, вечно он что-то паял, клепал, сверлил, собирал, монтировал, не понимая, как можно сидеть сложа руки. Зимой 1941/42 года, когда погиб верхолаз-мачтовик, понадобилось подняться на верхушку стометровой мачты, чтобы исправить повреждение. Миронов, несмотря на слабость от голода и страшный мороз, поднялся в люльке на верх мачты и там, покачиваясь под ветром, устранил повреждение. Как я уже говорил, связь со страной в эфире была организована устойчиво, и в сентябре 1941 года Ленинградское радио начало ежедневные специальные передачи на Москву, а столичные радисты транслировали их на всю страну. Передачи открыл секретарь Ленинградского городского комитета ВКП(б), член Военного совета фронта А.А. Кузнецов, выступление которого мы предварительно записали в его рабочем кабинете в Смольном.
Мне довелось выезжать на эту запись. Я давно не был в районе Смольного, а подъехав, не сразу узнал это известное всем здание. Весь фасад Смольного, аллеи и дорога от пропилеев были затянуты сетками с камуфляжем.
А.А. Кузнецов терпеливо ждал, пока мы с Л.И. Коптевым устанавливали в кабинете микрофоны. Начав запись, мы поняли, что к ней Алексей Александрович подготовился тщательно. Это было страстное обращение к трудящимся Москвы, героического Киева, могучего Урала, нефтяного Баку, ко всей стране.
Кузнецов выразил советским людям горячую благодарность за братскую помощь и поддержку Ленинграду.
Запись окончена, мы свернули аппаратуру и вышли из Смольного. Был уже поздний вечер. Маскировочные сетки сделали темень ещё гуще. Только что мы были в Смольном, там кипела работа, во всех кабинетах и коридорах горел яркий свет, но наружу не проникало ни одной полосочки. Недаром фашистские лётчики так и не смогли обнаружить Смольный — ни днём, ни ночью.
Начиная с сентября 1941 года Ленинград стал обмениваться программами с Одессой и Севастополем. Регулярные передачи Ленинграда на страну продолжались все блокадное время, повествуя миру о невиданной стойкости защитников города. Утверждения геббельсовской пропаганды об агонии города, о его полном разрушении опровергались передачами Ленинградского радио. Оно рассказывало о том, как город жил, боролся. В его радиопередачах звучала музыка, песни, страстные выступления Всеволода Вишневского, Ольги Берггольц, Николая Тихонова. У микрофона выступали рабочие, воины.
В самом начале 1942 года уполномоченным Наркомата связи по Ленинграду назначили Анатолия Григорьевича Смирягина («УЧ», как все его называли по телеграфному коду). До этого такого ответственного лица по вопросам связи в Ленинграде не было.
900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... Ещё с довоенных времён большинство крупных предприятий связи Ленинграда — телеграф, почтамт. Дирекция радиосвязи и радиовещания, городская радиотрансляционная сеть, междугородная телефонная станция и дирекция телефонной станции — подчинялись непосредственно центральным управлениям Наркомата связи. В условиях войны и блокады централизованное руководство было утрачено.
Нам это, по правде говоря, не мешало. Но в тех конкретных обстоятельствах положение это было известной трудностью для централизованного руководства. Нарком связи И.Т. Пересыпкин вспоминает, обращаясь к истории этого вопроса:
«Однажды начальник связи Ленинградского фронта И.Н. Ковалёв рассказал, как ему трудно работать. Чтобы решить какой-либо вопрос, он должен согласовать его с пятью-шестью разными начальниками. Вот тогда-то и возникла мысль о назначении в Ленинград уполномоченного Наркомата связи с предоставлением ему прав распоряжаться и управлять единолично всеми средствами связи Ленинграда». Пересыпкин И. ...А в бою еще важней, с. 204.
По прибытии в Ленинград А.Г. Смирягин быстро обследовал все предприятия связи, выяснил их нужды и возможности, познакомился с людьми и очень скоро завоевал заслуженный авторитет как среди связистов, так и у руководства партийных и советских органов и Военного совета Ленинградского фронта. Остались в памяти его посещения нашего радиовещательного узла: он интересовался буквально всем, вникал в специфику радиовещания. Строительство длинноволновой радиостанции «РВ-53» в Ленинграде связано с именем А.Г. Смирягина, а также инженерами-энтузиастами — Б.П. Михайловым и А.К. Сергеевым. Перед началом строительства начальник Дирекции радиосвязи Михайлов объявил своеобразный конкурс на лучшее предложение по месту расположения станции и здания для неё, причём станция, находясь в черте города, должна была быть достаточно хорошо замаскирована.
Были разные идеи. Я, например, предложил разместить станцию в здании мусульманской мечети на Петроградской стороне, с использованием минарета и купола как опор для антенны. Вариантов предлагалось немало, и все они рассматривались с выездом на отмеченные места. Наконец выбор пал на здание буддийского храма на Приморском проспекте. Оно было скрыто листвой сада, зелёным массивом Центрального парка культуры и отдыха.
Кто внёс такое предложение, не помню, но оно отвечало всем условиям и оказалось весьма удачным. Проектировочные работы в короткие сроки выполнили работники одного из радиозаводов. Основой станции стало оборудование станции «РВ-53» и частично передатчика «Островков». Строительство и монтаж осуществлялись силами 376-го отдельного батальона связи, 48-й отдельной строительной телеграфной радиороты (командир А.А. Межлумов) и работниками одного из заводов.
Наш воентехник Л.И. Бахвалов на строительстве «РВ-53» монтировал выпрямительный блок и оконечный каскад, принимал участие в её пуске. Леонид Иванович вспоминает:
900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... «Тогда, увлечённые работой, мы думали только об одном — скорее запустить в эфир нашу основную радиостанцию. Поэтому и работу выполнили в невиданно короткие сроки — в сентябре 1942 года передатчик уже работал в эфире. Он стоял в храме с выкрашенными в красный цвет стенами, украшенном позолоченными фигурами Будды.
Очень оригинально и смело решили вопрос с антенной. Строить мачты значило полностью демаскировать станцию. Фашисты стояли на противоположном берегу залива и сразу же обнаружили бы нас даже без бинокля.
Антенна передатчика поднималась на обычном аэростате заграждения на высоту 380 метров, одновременно поднимали ещё десять маскировочных аэростатов, расположенных так, чтобы антенный аэростат ничем не отличался от других.
Противник так и не смог разгадать, где находится радиостанция. В её здание не попало ни одного снаряда и не упала ни одна бомба».
А. Г. Смирягин в своём письме Музею связи имени Попова пишет:
«После войны стало известно из карт, найденных в немецких штабах под Ленинградом, что у артиллеристов на картах были нанесены линии пеленгов, проходившие по Елагину острову, и они усердно стреляли туда, видимо, полагая, что замаскировать такую мощную радиостанцию и ее антенну, поскольку мачты нигде они не видели, можно только в густых деревьях».
Эта станция хорошо известна ленинградским связистам. Расположенный рядом жилой дом в годы блокады занимали работники радиостанции и аэростатная команда. Первым ее начальником был Валентин Михайлович Левшин, главным инженером — Борис Павлович Михайлов. Вспоминается такой эпизод.
Как-то осенью неожиданно налетел шквалистый ветер. Антенный аэростат спикировал, а затем рывком пошёл вверх, трос не выдержал нагрузки и оборвался. Набирая высоту, аэростат полетел в сторону проспекта Энгельса. Команда с автолебедкой бросилась в ту же сторону.
А аэростат, поднявшись на большую высоту, лопнул, и под тяжестью изолятора стал стремительно падать вниз. Со свистом вырывался из его оболочки водород. У булочной на проспекте Энгельса стояла очередь за хлебом. Находившийся здесь же милиционер, приняв звук падающего аэростата за свист бомбы, подал команду: «Всем ложиться лицом вниз».
900 дней и ночей в блокадном Ленинграде... Вся очередь моментально рухнула на землю, не разбирая, где грязь, где сухо. Аэростат же упал неподалёку, остатки водорода продолжали выходить со свистом, а люди, лежавшие на земле, наверняка считали последние минуты своей жизни, ожидая взрыва «бомбы». Но тут подъехала наша аэростатная команда, связисты успокоили людей, собрали остатки аэростата и увезли его обратно на станцию.
С началом работы радиостанции «РВ-53» связано и возобновление контрпропаганды в Ленинградском радиовещании.
В один из сентябрьских вечеров в РВУ приехали обвешанные гранатами, усталые, обросшие, но довольные выполненным долгом инженеры и техники радиостанции «РВ-53».
С первых дней войны группа специалистов НИИ радиовещания под руководством И.X. Невяжского с участием инженеров и техников радиостанции «РВ-53» выполнила целый комплекс сложных работ по оборудованию передатчика спецаппаратурой, которая позволяла по особой системе вклиниваться в работу мощной вражеской станции, перестраиваясь на её волну. Делалось это так: диктор, сидя в студии, получал на наушники программу (в данном случае — финской станции) и в паузах и перерывах на немецком языке вставлял отдельные реплики, давал краткие комментарии передаваемым сообщениям. Например, диктор из Лахти расхваливает действия Маннергейма, а в паузах наш ленинградский диктор поясняет, что Маннергейм — бывший царский генерал, предавший свой народ, свою страну. Это была действенная, оперативная контрпропаганда, вызывавшая ярость врагов. Они, прерывая передачу, кричали: «Не слушайте — это не наша передача!» — но сделать, увы, ничего не могли.