ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ
Москва опалённая-4... Я знал, что силы, напавшие на нашу Родину, были неизмеримо высоки и сокрушительны, что ничего стыдного не было в том, что наши армии отходили, — но надо было сказать об этом сильным и правдивым голосом. Не могли же мы бороться победоносно против всей Европы, объединённой под утилитарным и разумно-военным руководством Германии.
Короче говоря, всем этим философским вопросам время после войны. Тогда разберёмся и побеседуем. Но сейчас... Союз требовал эвакуации, так якобы распорядился Сталин. Оставаться в Москве — нарушить указание высшего нашего руководства, которому мы обязаны были подчиняться. Если Родина не нашла нужным бросить на войну такие-то кадры писателей — очевидно, она надеется, что их мозг понадобится для другого.
Москва уплывала из-под ног моих, как палуба отходящего от берега корабля. Я ходил по улицам настороженной столицы, вдыхал ее прогорклый осенний запах и знал, что скоро настанет минута расставания...
Москва опалённая-4... Снова стреляли. По улицам от фронта двигалась тяжёлая артиллерия. Везли огромные орудия. Прислуга, в касках, с коркой земли на лицах, отходила, вероятно, на другие позиции. Я взял пикап и поехал на дачу. В глинистых окопах под промозглым дождём лежали люди в черных обмотках и тяжёлых ботинках. Люди были вооружены трёхлинейными винтовками, обращёнными в сторону Минска, на головах их были пилотки. Некоторые отвернули пилотки и подняли воротники шинелей. Только у контрольно-пропускного пункта я видел автоматическое оружие и полуавтоматические винтовки.
Мы ехали по мокрому шоссе к своему Переделкино. Пруд закис, позеленел. Стояли все те же витые толстые ветлы у шлюза, журчала вода, глубокий овраг просекал землю и терялся у дач Сейфуллиной и Афиногенова. В лесу стояли грузовики, рации и автобусы. У костров грелись измученные солдаты. При расспросе оказались из строительных полков, бежавших из-под Вязьмы и Медыни. Они грели грязные, заскорузлые руки у костра из сырого ельника и просили махорки. Страна махорки и табаков, Россия, ты вечно нуждаешься в этом скромном продукте!
Мы въехали в нашу запущенную дачу.
